Их начали пытать. У пытки присутствовали Кн. Иван Воротынский, Кн. Яков Одоевский, Василий Волынский. В первых была приведена к огню Марья Данилова: обнажили ее до пояса, руки назад завязали и подняли на стряску и, снем с дыбы, бросили на земле. Потом повели княгиню. Увидавши, что треух ее покрыт цветною тканью, крикнули ей: зачем так делаешь; ты в опале царской, а носишь цветное? «Я пред царем не согрешила», отвечала княгиня. Покров с треуха содрали и бросили ей один испод (подкладку). Точно также и ее обнажили до пояса, подняли на стряску с завязанными назад руками, и, снявши с древа, вергоша на землю тут же, подле Даниловой. Напоследок привели к огню и Морозову. Начал говорить ей кн. Ворытынский многая словеса: «Что это ты делаешь, от славы в бесславие пришла? подумай, кто ты и от какого рода! Все это приключилась тебе от того, что принимала в дом Киприана и Федора юродивых и прочих таковых; их учения держалась, потому и царя прогневала».
Отвечала Морозова: «невелико наше благородие телесное и слава человеческая суетна на земле; и все, о чем ты говорил, — все это тленно и мимоходяще. Послушай, что я скажу тебе: помысли о Христе, кто Он и чей Сын и что сотвори; если не знаешь, я расскажу тебе: Он Господ наш, Сын Божий, оставивший небеса для нашего спасения, и живший во плоти на земле всегда в убожестве; после распят был от жидов; так и мы все от вас мучимы. Тому ты не удивляешься; а наше мученье есть уже ничто».
Тогда власти повелели ее связать: «рукавами срачицы ее увиша поконец сосец и руки на опако завязав», повесили на стряску. Она не умолкла и укоряла «лукавое их отступление». За то держали ее на стряске долго и висла с полчаса и ремнем руки до жил протерли. После сняли ее и положили рядом с сестрами. На снегу нагими спинами с выломанными назад руками лежали они часа три. И иные казни им творили: «плаху мерзлую на перси клали и устрашая к огню приносили, хотя жечь». Данилову, кроме того, положили при ногах Морозовой и Урусовой, били в пять» плетей немилостиво, в две перемены, первое по хребту, второе — по чреву. Думный дьяк примолвил при этом боярыням: если и вы не покаетесь, и вам тоже будет. Морозова, видя бесчеловечие и многие раны на Марии, и кровь текущую, прослезилась и сказала дьяку: это ли христианство, чтобы так человека мучить! [54] Наконец в десятом часу ночи развели их по своим местам.
На утро «сотвори царь сидение думати о них», а на Болоте сруб поставили, потому что в думе предлагали Морозову предать сожжению, да бояре не потянули; а Долгорукий малыми словами, да многое у них пресек. Между тем боярыня готовилась уже к смерти, три дня не ела хлеба и воды не пила. А мати Мелания на Болоте у сруба была и пришед в тот же день к боярыне, целовала язвы рук ее и говорила: «уже и дом тебе готов, вельми добре и чинно устроен и соломою целыми снопами уставлен; уже отходишь ты к желаемому Христу, а нас сиротами оставляешь»! Морозова благословилась у ней. Мать с рыданиями ушла от нее и направилась к Урусовой. Там, у окна стоя, смотря на княгиню и обливаясь слезами, она причитала: «гостьи вы у нас любезные! нынче или завтра вы пойдете ко Владыце; но обаче идите сим путем, не сомневаясь. Когда предстанете престолу Вседержителя, не забудьте и о нас в скорбях наших». Но мы видели, что сожжение, если оно и в действительности предполагалось, не должно было совершиться, потому что бояре не потянули.
Через три дня после пытки царь присылал будто бы к Морозовой стрелецкого голову с такими словами: «мати праведная Федосья Прокопьевна, вторая ты Екатерина мученица! прошу тебя я сам, послушай совета моего, хочу я тебя в прежнюю твою честь возвести; дай мне такое приличие, ради людей; чтоб видели, что не даром тебя взял, — не крестися тремя персты, но только, руку показав, поднеси на три те перста. Мати праведная Федосья Прокопьевна, вторая ты Екатерина мученица! послушай, я пришлю за тобою каптану свою царскую (возок) и с аргамаками своими, и придут многие бояре и понесут тебя на головах своих. Послушай мати праведная! я сам царь кланяюся главою моею, сделай это».
Конечно такое посольство есть чистая выдумка, но оно-то и показывает, что со стороны государя и властей употреблены были на самом деле все мягкие и кроткие меры, чтобы убедить Морозову и вывести ее из заблуждения. Однако ж ничто не действовало и она постоянно отвергала все предложения покинуть свое безумие. На счет каптаны и аргамаков она ответила: поистине эта честь мне не невелика. Было все это и мимо прошло, езживала в каптанах и в каретах, на аргамаках и бахматах… Вот, что для меня велико и поистине дивно: — если сподоблюсь огнем сожжения, в приготовленном вами срубе на Болоте. Это мне преславно, ибо этой чести никогда еще не испытала…»
Ее перевезли в Новодевичь монастырь, подальше от города, чтобы отлучить ее от своих, и велели держать под крепким началом и влачить к церковным службам. В этом случае, подобно Урусовой и боярыня велие мужество показала и привлекала многих к зрелищу своего терпения.