Домашний и дикий (СИ)

— А потом мы отрезали им головы и распороли брюхи, чтобы выпустить для перерождений духи невинных людят. Ежели они вдруг завелись там.

— Зачем им перерождаться, гадким людятам, — мяукали нечата.

— Настоящие воины должны соблюдать святые традиции чести, — шикнул на них дедушка и тоже присосался к подозрительно пахнущему молоку.

— А еще, еще сказку! — запрыгали нечата.

— Сказка про первого принца! — торжественно провозгласил Линчи. — И мертвых нечат.

Дайме закрыл глаза и положил голову Линчи на колени, прислушиваясь к давней истории:

“И так сильно любил Райне-принц своего брата, что нарушил все традиции и заделал ему нечат. Но духи не благословили этот союз и не пришли в чрево первого принца, и родились его нечата мертвыми. И посмотрел на них первый принц, и тот же самый кинжал, которым рассек себе живот, помогая своим нечатам выйти в мир… Тот же самый кинжал он вонзил в себя много раз, все глубже и глубже, словно пытаясь достать хоть одного живого, но все они были мертвыми. И пришел первый принц в неимоверную ярость, взглянул на своего брата и последним движением перерезал себе горло. И впервые в жизни плакал Райне-второй-принц, ставший первым, но не смел подойти к алтарю и нарушить ритуал, молча смотрел он, как последние капли крови покидают тело его любимого…”

— А мне Мейсон-адвокат письмо прислал, — тихо мяукнул Дайме, когда нечата уснули, устрашенные сказками.

— Да? Как он там? — Линчи ласково почесал его за ухом.

— Пишет, что его львище подрал, но это от любви, а не со зла.

— Вот неверный раб, уже под львище лег, — зафыркал Линчи, а его дедушка подавился молоком от смеха.

— Ну, зато он теперь тоже счастлив в любви, — зажмурился Дайме и сладостно зевнул. — Как мы.

КОНЕЦ