Домбайский вальс (СИ)

Мне, признаться, крайне нелегко всё это вам говорить, меня душат слёзы, но ситуация вынуждает меня это сделать. Надо смотреть правде в глаза. Я кончил. Какие будут вопросы? Прошу. - Он протянул руку в тёмный зал, совсем как Ленин с броневика на Финляндском вокзале в апреле 1917-го года.

Зина Перльштейн не удержался и голосом Сталина, с хорошо всем знакомым акцентом, задал коварный вопрос, на всякий случай прячась за спинами сидящих перед ним людей:

- А что грозит нерадивому Липатову, за допущенные им упущения в трудовой деятельности?

Многие фыркнули было смехом, но громко смеяться воздержались.

- Для начала, Иосиф Виссарионович, - неумело попытался сострить Левич, вызвав, тем не менее, откровенный смех в зале, - увольнение от должности. А там будет видно. Поручим это дело Лаврентию Павловичу. Не исключено уголовное преследование за вредительство, если к тому будут достаточные основания.

Тут уж смех перерос в громогласный хохот. Левич, довольный тем, что удалось поднять настроение в зале, постучал по стакану карандашом.

- Ещё вопросы? - сказал он, когда тишина восстановилась.

Возникла напряжённая пауза молчания. Тогда академик Неделя негромко проговорил, но все его услышали:

- Натан Борисович, я перед ужином делал свой обычный моцион по поляне. Уже почти смерклось. Небо и горы озарялись сполохами сварки. Что за сварочные работы велись в районе дизельной станции? Самое интересное заключается в том, что работы эти проводились как раз тем самым Липатовым, которого вы собираетесь отдать на съедение Берии.

- Странно, - шепнул, приблизившись к Неделе, сидевший с ним рядом профессор Брюханов, - с чего это вдруг академик-математик проявляет такой живой интерес к сварочным работам? Я прежде никогда этого не замечал. Что случилось, Александр Христофорович?

- Решил помочь Левичу, - прошептал в ответ Неделя. - Он симпатичный гомосапиенс. Надо же как-нибудь заполнить паузу.

- На этот вопрос, - сказал Левич, показав вытянутой ладонью на Шувалова, - ответит Андрей Николаевич. Это его инициатива.

- Какой молоденький! - раздался женский голосок. За ним по рядам прошелестел смешок. - Вдруг не женат.

Шувалов смутился и растерянно улыбнулся, он не предполагал, что ему придётся говорить перед таким скопищем критически настроенных людей. Он не умел выступать.

- Товарищи! - начал он. Голос его сорвался на фальцет, вызвав новый смешок. - От котельной к главному корпусу проложена теплотрасса, по которой центробежными насосами подаётся горячая вода в систему отопления. Из-за аварии насосы встали, и вместе с ними встала вода. - Зал засмеялся громче. Если бы было светло, можно было увидеть, что Шувалов покраснел. - Мой скромный опыт работы в Москве, в районе Хуторских улиц, недалеко от Савёловского вокзала, - смех стал бурно возрастать, - подсказывает мне, что при производстве строительных работ, впрочем, так же, как и при производстве других работ, в промышленности и сельском хозяйстве, - смех начал перерастать в хохот, - как правило, не соблюдается технологическая дисциплина. - Раздались отдельные хлопки, вызвавшие волну рукоплесканий.

Левич постучал по стакану, призывая успокоиться.

- Не вижу ничего смешного, - сказал он.

- Согласно СНИПу, - продолжал Шувалов, не в силах преодолеть инерцию подробностей, - так называются строительные нормы и правила - теплотрассу надо укладывать в грунт земли ниже нормативной глубины промерзания. В том регионе, где мы с вами находимся, глубина промерзания... я, конечно, сейчас этого точно не помню, но где-то в диапазоне от 120 до 140 сантиметров... - Хохот становился истерическим.

От молодого задорного смеха стало весело и жарко. Одна девушка - та самая, на которую оглянулся Шувалов, чтобы посмотреть, не оглянулась ли она, когда он, Левич и Лашук позавчера делали обход поляны, выкрикнула, перекрывая гул оживления:

- Девочки, этот Андрюшка просто душка! Я бы ему отдалась без промедления. Клянусь всеми фибрами тела!

Шувалов услышал, густо покраснел, это стало видно и в полутьме, и растерялся, потеряв нить. Однако девушку, выкрикнувшую признание, заприметил и сохранил её в своей памяти. На всякий случай.

Неделя сказал: "Паренёк заблудился в трёх соснах", но его никто не услышал из-за счастливого молодого шума. Шувалов продолжал углубляться в детали, понимая, что подробности в данном случае могут вызвать только смех, но выбраться из словесной колеи, в которую угодил, не смог. На него смотрели десятки смешливых глаз и магнетизировали его, как кобра кролика. И Шувалову ничего не оставалось, как продолжать в том же духе. Совсем как скороговорке: еду я по выбоине, из выбоины не выеду.

- Товарищи! - ухватился он за спасительное и привычное обращение, как утопающий хватается за соломинку. При этом голос снова подвёл его, он сорвался, и Шувалов умудрился произнести это, казалось бы, такое простое и душевное слово, как три отдельных, получилось: - Товар и щи!