Домби и сын

Случалось, вслухъ читали книгу, и тамъ разсказывалась повѣсть о жестокомъ отцѣ: Флоренса принимала самый веселый и безпечный видъ, какъ будто хотѣла показать, что ея папа, слава Богу, совсѣмъ не таковъ, какъ герой этой повѣсти. Такія же насилія своему сердцу дѣлала бѣдная дѣвушка, когда на сценѣ домашняго театра дѣти разыгрывали какую-нибудь пьесу или показывали какую-нибудь картину съ возможными примѣненіями къ ея чудовищному отцу. Измученная безпрестанными противорѣчіями съ самой собою, не разъ собиралась она уѣхать въ Лондонъ, чтобы снова жить спокойно и мирно, подъ мрачною сѣнью отцовскаго дома. Кто бы, смотря на эту царицу дѣтскихъ баловъ, могъ вообразить, какое бремя тяготѣетъ на ея растерзанномъ сердцѣ! Какъ немногіе, подъ мерзлой кровлей ея отца, подозрѣвали, какая груда горячихъ угольевъ наброшена на ея голову!

Терпѣливо и съ грустнымъ самоотверженіемъ несчастная дѣвушка продолжала свои странныя занятія. Не открывъ искомаго секрета безымянной прелести, побѣждающей родительскія сердца, въ юномъ обществѣ, въ богатой виллѣ, Флоренса часто въ раннія утра совершала одинокія прогулки для наблюденій надъ дѣтьми бѣдныхъ отцовъ и матерей. Но и тутъ не было успѣха. Бѣдныя дѣти давно заняли приличныя мѣста подъ родительской кровлей, и объятія отцовъ были для нихъ открыты. Нѣтъ, Флоренса опоздала и здѣсь.

Часто наблюдала она одного простолюдина, выходившаго по раннимъ уграмъ на работу вмѣстѣ съ дѣвочкой, почти однихъ съ нею лѣтъ. Дѣвочка по обыкновенію садилась подлѣ отца и не дѣлала ничего. Это былъ человѣкъ бѣдный, не имѣвшій, казалось, опредѣленнаго ремесла. Иногда онъ бродилъ по берегу рѣки, если отливъ быль слишкомъ низокъ, отыскивая бревна и доски, завязшія въ грязи, иногда онъ копалъ гряды въ огородѣ передъ своей хижиной или починялъ старую лодку. Но что бы онъ ни дѣлалъ, дѣвочка никогда не была занята работой. Она сидѣла подлѣ отца съ какимъ-то безжизненнымъ видомъ, и взоръ ея не выражалъ ни радости, ни горя.

Флоренса часто желала поговорить съ этимъ человѣкомъ, но не рѣшалась начать разговора, когда онъ былъ слишкомъ занятъ. Однажды поутру, гуляя по ивовой аллеѣ на берегу рѣки, недалеко отъ его избушки, она увидѣла, какъ онъ опрокинулъ лодку, развелъ огонь и, обращенный къ ней, стоялъ въ раздумьи съ насмоленной паклей въ рукахъ. Флоренса подошла ближе и пожелала ему добраго утра.

— Сегодня вы очень рано принялись за работу, — сказала она.

— Принялся бы и раньше, миссъ, если бы только была работа.

— Развѣ такъ трудно достать ее? — спросила Флоренса.

— Нелегко, миссъ.

Дѣвочка между тѣмъ сидѣла съ обыкновеннымъ безсмысленнымъ видомъ, положивъ руки на колѣни и не обнаруживая ни малѣйшаго любопытства.

— Это ваша дочь?

Онъ быстро поднялъ голову, взглянувъ на дѣвочку съ радостнымъ лицомъ, кивнулъ Флоренсѣ и проговорилъ:

— Да, миссъ, это моя дочь.

Флоренса подошла ближе и поздоровалась. Дѣвочка въ отвѣтъ промычала что-то глухимъ и крайне непріятнымъ голосомъ.

— Развѣ и y нея нѣтъ работы? — сказала Флоренса.

— Нѣть, миссъ, я работаю за нее и за себя.

— Васъ только двое? — спросила Флоренса.

— Да, только двое. Ея мать умерла десять лѣтъ назадъ. Марта! скажи что-нибудь этой прекрасной миссъ.

Дѣвочка сдѣлала нетерпѣливое движеніе, судорожно вздернула плечами и отвернулась. Какая жалкая, грязная, безобразная, оборванная! И отецъ любилъ ее? О, да! Флоренса хорошо подмѣтила его взоръ, исполненный нѣжности и любви.

— Я боюсь, не хуже ли ей сегодня, — съ безпокойствомъ цроговорилъ онъ, бросая работу. Вся фигура его была проникнута глубочайшимъ состраданіемъ.

— Развѣ она больна? — спросила Флоренса.

Онъ вздохнулъ и продолжалъ смотрѣть на безсмысленную дочь съ какимъ-то отчаяннымъ видомъ.

— Я думаю, — сказалъ онъ, — моя бѣдная Марта и пяти дней не была здоровой въ продолженіе столькихъ лѣтъ!

— Да, толкуйте, столькихъ лѣтъ! — сказалъ неуклюжій сосѣдъ, подошедшій въ эту минуту къ лодкѣ. Не больше ли, дядя Джонъ?

— Какъ больше? — спросилъ Джонъ, поправляя истасканную шляпу и проводя рукою по лбу. — Пожалуй, что и такъ. Она всю жизнь хирѣетъ.

— Поневолѣ захирѣетъ, когда вы балуете ее, какъ чортъ знаетъ кого, — продолжалъ сосѣдъ. — A что толку? Она въ тягость и себѣ, и другимъ.

— Только не мнѣ, — съ живостью перебилъ отецъ, нагибаясь къ лодкѣ, — не мнѣ, пріятель.

Онъ говорилъ правду, и Флоренса видѣла это какъ нельзя лучше.

— Кому же и ходить за ней, какъ не мнѣ? — сказалъ отецъ. — Кто другой приласкаетъ мою бѣдную дочь?

— Правда, Джонъ, правда! — заговорилъ сосѣдъ. — Кто же, кромѣ васъ станетъ ласкать ее? A вы просто распинаетесь изъ-за нея день и ночь. Она спутала васъ по рукамъ и по ногамъ, и ужъ я не знаю, какая собака работаетъ больше васъ. A что толку? Развѣ она понимаетъ ваши заботы?

Отецъ обратился къ дочери и просвистѣлъ какимъ-то оригинальнымъ способомъ. Марта съежилась и сдѣлала нетерпѣливое движеніе плечами. Отецъ, казалэсь, былъ вполнѣ доволенъ этимъ отвѣтомъ.

— И вотъ все, миссъ, за что онъ ее любитъ! — проговорилъ сосѣдъ, улыбаясь.