Домби и сын

Съ наступленіемъ разсвѣта онъ наблюдалъ солнце, и когда лучи его проникали въ комнату, онъ рисовалъ самому себѣ — нѣтъ — онъ видѣлъ на утреннемъ небѣ высокіе шпицы церквей, видѣлъ и наблюдалъ, какъ городъ оживляется, какъ люди еще разъ призываются къ жизни, какъ повеселѣла быстрая рѣка и какъ отдаленныя поля блистали освѣжительной росой. Привычный гулъ снова начиналъ жужжать на улицѣ подъ окномъ, домашніе вставали и суетились; въ дверяхъ показывались знакомыя лица и освѣдомлялись о его здоровьи. Павелъ всегда отвѣчалъ самъ:

— Мнѣ лучше. Покорно благодарю. Скажите папенькѣ, что мнѣ гораздо лучше.

Мало-по-малу уличная суматоха его утомляла. Стукъ экипажей и толкотня проходившей толпы надоѣдали. Онъ впадалъ въ дремоту и вдругъ просыпался опять, растревоженный быстрымъ теченіемъ рѣки… ребенокъ не зналъ, на яву или во снѣ боролся онъ съ волнами.

— Ахъ, Флойі отчего же никогда не остановится эта рѣка? — съ безпокойствомъ спрашивалъ онъ сестру. — Зачѣмъ она уноситъ меня все впередъ и впередъ? Ахъ, Флой!

Но Флой всегда умѣла успокоить и разнѣжить его. Онъ клалъ ея головку на свою подушку и приглашалъ отдохнуть.

— Ты всегда ухаживаешь за мною, Флой. Позволь и мнѣ посмотрѣть за тобой.

Его обкладывали подушками въ углу постели, и онъ, приподнимаясь, смотрѣлъ съ невыразимою любовью, какъ сестра покоилась на его изголовьи. Иногда онъ нагибался поцѣловать ее, и тѣмъ, кто стоялъ подлѣ, шепталъ, какъ она устала, и какъ она, бѣдняжка, по цѣлымъ суткамъ, не смыкая глазокъ, все сидѣла подлѣ него.

Такимъ образомъ день, возвышаясь и понижаясь въ температурѣ и свѣтѣ, постепенно склонялся къ вечеру, и опять золотыя волны струились на стѣнѣ.

Три знаменитыхъ врача постоянно посѣщали маленькаго Павла. Они собирались внизу для совѣщаній и потомъ всѣ вмѣстѣ всходили наверхъ. Тихо и спокойно было въ комнатѣ больного. Павелъ не любопытствовалъ и не развѣдывалъ, о чемъ говорятъ эскулапы, но онъ наблюдалъ ихъ съ такимъ вниманіемъ и съ такимъ успѣхомъ, что даже хорошо изучилъ разницу въ боѣ ихъ карманныхъ часовъ. Весь интересъ его преимущественно обратился на доктора Паркера Пепса, который всегда сидѣлъ на стулѣ подлѣ его постели. Уже давно слышалъ Павелъ, какъ этотъ джентльменъ былъ съ его мамой, когда она держала въ объятіяхъ Флоренсу и умерла. Онъ не могъ забыть этого теперь. Онъ не боялся доктора Паркера Пепса и полюбилъ его.

Всѣ лица вокругъ Павла измѣнялись съ такою же непостижимою быстротою, какъ въ первый вечеръ y д-ра Блимбера. Только Флоренса никогда не измѣнялась. Флоренса всегда была Флоренсой. A то, что за минуту было д-ромъ Паркеромъ Пепсомъ, теперь принимало фигуру отца, который сидѣлъ въ глубокомъ молчаньи, облокотившись головою на свою руку. Старая м-съ Пипчинъ, дремавшая въ спокойныхъ креслахъ, часто превращалась въ миссъ Токсъ или въ тетушку Чиккъ. Для Павла это было все равно. Онъ даже съ нѣкоторымъ удовольствіемъ смыкалъ глаза, чтобы потомъ, открывъ ихъ опять, полюбоваться на новыя превращенія. Но эта фигура съ головою на своей рукѣ, возвращалась такъ часто, оставалась такъ долго, сидѣла такъ тихо и торжественно, ничего не говоря, ни о чемъ не спрашивая, что Павелъ начиналъ сомнѣваться, дѣйствительно ли это была живая фигура. Разъ, увидѣвъ ее опять въ глубокую полночь, на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ, въ своей обыкновенной позѣ, онъ испугался.

— Флой! — сказалъ онъ, — что это такое?

— Гдѣ, душенька?

— Да тамъ, на концѣ кровати.

— Тамъ ничего нѣтъ, кромѣ папеньки!

Фигура приподняла голову, встала и пошла къ постели.

— Что, другъ? развѣ ты не узнаешь меня.

— Такъ, стало быть, это папа! — думалъ Павелъ, — неужели это онъ?

На лицѣ м-ра Домби ясно выразилось трепетное колебаніе, какъ будто онъ старался подавить болѣзненное чувство. Но прежде, чѣмъ Павелъ протянулъ руки, чтобы его обнять, фигура быстро отскочила отъ маленькой постели и вышла изъ дверей.

Павелъ взглянулъ на Флоренсу съ трепещущимъ сердцемъ, не понимая, что она хочетъ сказать, онъ притянулъ ея лицо къ своимъ губамъ. Въ другое время безмолвная фигура сидѣла опять на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ. Павелъ подозвалъ ее къ своему изголовью.

— Милый папенька! не печалься обо мнѣ: я, право, счастливъ!

Отецъ подошелъ, нагнулся къ изголовью, и Павелъ, обхвативши его шею, нѣсколько разъ повторилъ эти слова съ нѣжнымъ выраженіемъ глубокаго состраданія. Съ этой поры уже каждый разъ, днемъ или ночью, завидѣвъ въ комнатѣ отца, Павелъ немедленно подзывалъ его къ себѣ и говорилъ: "Не печалься обо мнѣ, папенька: я совершенно счастливъ, право, счастливъ". И всякое утро, какъ скоро м-ръ Домби просыпался, въ кабинетъ его отъ имени Павла являлся человѣкъ съ докладомъ, что больному гораздо лучше.