Домби и сын

Однажды ночью Павелъ долго размышлялъ о своей матери и о ея портретѣ въ гостиной. Онъ думалъ, какъ нѣжно она должна была любить Флоренсу, когда держала ее въ объятіяхъ передъ своимъ послѣднимъ издыханіемъ. Какъ бы желалъ онъ такимъ же точно образомъ выразить ей свою нѣжную привязанность! Цѣпь размышленій привела его въ вопросу: видѣлъ ли онъ когда-нибудь свою мать? Онъ не могъ хорошенько припомнить, какъ ему объ этомъ разсказывали: рѣка бѣжала все быстрѣе, быстрѣе и начинала заливать его мысли.

— Флой, видѣлъ ли я когда свою маму?

— Нѣтъ, свѣтикъ мой, не видалъ.

— И когда я былъ ребенкомъ, Флой, на меня никогда не смотрѣло нѣжное, любящее лицо, какъ y матери?

Было ясно, въ душѣ его возникало какоето смутное видѣніе незнакомаго образа.

— О, да, мой милый!

— Кто же такъ смотрѣлъ на мсня, свѣтикъ мой, Флой?

— Твоя старая кормилица и очень часто.

— Гдѣ она, гдѣ моя старая кормилица? — съ живостью спросилъ Павелъ. — Неужели и она умерла? Неужели всѣ мы умерли, Флой, кромѣ тебя?

Въ комнатѣ кто-то зашевелился, но только на одну минуту, не болѣе. Флоренса съ блѣднымъ, но улыбающимся лицомъ, положила голову ребенка на свою руку, и сильно дрожала ея рука.

— Покажи мнѣ мою старую кормилицу, Флой, гдѣ она?

— Ея нѣтъ здѣсь, милый. Она придетъ завтра.

— Благодарю тебя, Флой!

Съ этими словами Павелъ закрылъ глаза и погрузился въ тихій сонъ. Когда онъ проснулся, солнце горѣло уже высоко на ясномъ и чистомъ небѣ. День былъ прекрасный. Свѣжій вѣтерокъ колыхалъ занавѣсы въ отворенныхъ окнахъ. Павелъ оглянулся вокругъ себя и сказалъ:

— Что же Флой? Теперь ужъ, кажется, з_а_в_т_р_а. Пришла она?

— Кто-то, кажется, пошелъ за нею. Можетъ быть, Сусанна.

Когда Павелъ опять закрылъ глаза, ему послышалось, будто говорили, что она скоро воротится назадъ; но ужъ онъ не открывалъ глазъ, чтобы удостовѣриться. Сусанна сдержала слово, а, быть можетъ, она и не уходила — только на лѣстницѣ тотчасъ же послышался шумъ шаговъ. Павелъ проснулся — проснулся душой и тѣломъ — и прямо сѣлъ на своей постели. Онъ увидѣлъ всѣхъ, увидѣлъ и узналъ. Туманъ, постоянно носившійся передъ его глазами, исчезъ: онъ привѣтствовалъ каждаго и всѣхъ называлъ по именамъ.

— A это кто? не старая ли моя кормилица? — спросилъ Павелъ, всматриваясь съ лучезарною улыбкой въ лицо входящей женщины.

О да, о да! При взглядѣ на него посторонняя женщина не стала бы проливать такихъ горькихъ, безотрадныхъ слезъ, не стала бы называть его своимъ милымъ, прелестнымъ дитяткой, своимъ бѣднымъ увядающимъ цвѣткомъ. Никакая другая женщина, остановившись y его постели, не подносила бы къ своимъ губамъ и сердцу его изсохшей руки. Никакая другая женщина, въ избыткѣ нѣжности и состраданія, не была бы въ эту минуту способна забыть всѣхъ и все на свѣтѣ, кромѣ Павла и Флоренсы. Да, это была женщина съ неотъемлемымъ правомъ материнской любви! Это была старая кормилица.

— Ахъ Флой, милая Флой! — сказалъ Павелъ. — Какое y нея доброе, нѣжное лицоі Какъ я радъ, что опять ее вижу! Не уходи отсюда, старая кормилица! Останься здѣсь!

Тутъ произнесли имя, знакомое ГІавлу и которое онъ ясно разслышалъ.

— Кто назвалъ Вальтера? — спросилъ онъ, быстро оглядываясь во всѣ стороны. — Кто-то сію минуту сказалъ — «Вальтеръ». Здѣсь что ли онъ? Я хочу его видѣть.

Никто не отвѣчалъ прямо; но его отецъ сказалъ Сусаннѣ:

— Ну, такъ вели его позвать, пусть войдетъ.

Наступило молчаніе. Павелъ съ улыбкой смотрѣлъ на старую кормилицу и радовался, что она не забыла Флоренсы. Минутъ черезъ пять Вальтеръ вбѣжалъ въ комнату. Его открытое лицо, непринужденныя манеры и веселый взоръ всегда нравились Павлу. Увидѣвъ теперь друга своей сестры, онъ протянулъ ему руку и сказалъ:

— Прощай!

— Какъ прощай, дитя мое! — вскричала м-съ Пипчинъ, подбѣжавъ къ его постели. — Зачѣмь прощай!

Павелъ взглянулъ на старуху съ тѣмъ пытливымъ взоромъ, съ какимъ бывало наблюдалъ ее въ брайтонскомъ домѣ подлѣ камина.

— О да, — сказалъ ласково Павелъ, — прощай, милый Вальтеръ, прощай навѣки! — Гдѣ же папа? — прибавилъ онъ потомъ, съ безпокойствомъ озираясь вокругъ.

Онъ почувствовалъ на щекѣ дыханіе своего отца прежде, чѣмъ тотъ пошевелилъ губами для отвѣта.

— Помни Вальтера, милый напа, — шепталъ онъ, смотря ему въ лицо. — Помни Вальтера. Я любилъ Вальтера!

И еще разъ, поднимая на воздухъ дрожаіція руки, онъ воскликнулъ — Прощай, Вальтеръ!

— Ну, теперь положите меня, — сказалъ онъ, — a ты, Флой, подойди ко мнѣ; ближе, моя милая, ближе: дай мнѣ хорошенько посмотрѣть на тебя!

Братъ и сестра обнялись другъ съ другомъ.

— О, какъ скоро бѣжитъ рѣка, милая Флой, между зелеными берегами! Но вотъ и море близко. Уже я слышу его волны! Всегда говорятъ одно и то же морскія волны!

Потомъ онъ сказалъ ей, что качаніе лодки на быстрой рѣкѣ убакживаетъ его. Какъ прекрасны теперь зеленые берега, какъ блестятъ цвѣты, растущіе на нихъ! Но вотъ уже лодка выплыла на море и тихо, тихо скользитъ по лазурнымъ волнамъ. A вотъ и берегъ. Кто стоитъ на берегу?…

Онъ сложилъ руки на молитву, — сложилъ ихъ на шеѣ сестры, не измѣнившей своей позы.