Домби и сын

— О, это была прекрасная ночь! — продолжалъ Павелъ. — Я долго смотрѣлъ и прислушивался къ морскимъ волнамъ. На поверхности ихъ, при полномъ свѣтѣ луны, качалась лодка съ парусомъ.

Ребенокъ смотрѣлъ такъ пристально и говорилъ такъ серьезно, что м-ръ Тутсъ увидѣлъ настоятельную необходимость сдѣлать какое-нибудь замѣчаніе объ этой лодкѣ.

— Это контрабандисты? — сказалъ м-ръ Тутсъ. Но припомнивъ, что каждый вопросъ имѣетъ двѣ стороны съ одинаковой степенью вѣроятности, онъ прибавилъ: — Или таможенные?

— Лодка съ парусомъ, — продолжалъ Павелъ, — при полномъ свѣтѣ луны. Парусъ — весь серебряный. Она плыла далеко отъ берега, и какъ ты думаешь, что она дѣлала, когда качали ее волны?

— Ныряла? — сказалъ м-ръ Тутсь.

— Мнѣ казалось, что она манила меня къ себѣ, — говорилъ Павелъ. — Вонъ она! Вонъ она!

— Кто? — вскричалъ Тутсъ, приведенный въ ужасный испугъ при этомъ внезапномъ восклицаніи.

— Сестра моя, Флоренса! — сказалъ Павелъ. — Вонъ она смотритъ и махаетъ рукой. Она видитъ меня, она видитъ меня! Здравствуй, милая, здравствуй, здравствуй!

Павелъ стоялъ на окнѣ, хлопалъ въ ладоши и посылалъ сестрѣ воздушные поцѣлуи; но когда Флоренса, проходя мимо, скрылась изъ виду, лицо его, оживленное яркимъ румянцемъ, опять приняло меланхолическое выражеыіс и прониклось тревожнымъ ожиданіемъ. Всѣ эти переходы изъ одного состоянія въ другое были слишкомъ замѣчательны, чтобы ускользнуть отъ вниманія даже такого наблюдателя, какъ м-ръ Тутсъ. Свиданье на этотъ разъ было прервано визитомъ м-съ Пипчинъ, которая обыкновенно приходила по сумеркамъ въ докторскій домъ два или три раза въ недѣлю, чтобы навѣстить своего бывшаго воспитанника. Ея прибытіе въ эту минуту произвело чрезвычайно непріятное впечатлѣніе на м-ра Тутса, такъ что онъ, по какому-то безотчетному побужденію, послѣ первыхъ привѣтствій, еще два раза подошелъ къ м-съ Пипчинъ, чтобы освѣдомиться, все ли она въ добромъ здоровьи. Эту выходку м-съ Пипчинъ приняла за личное оскорбленіе и немедленно сообразила, что мысль о такой обидѣ родилась и созрѣла въ дьявольскомъ мозгу слѣпого болвана, на котораго, какъ и слѣдуетъ, въ тотъ же вечеръ была принесена формальная жалоба дру Блимберу, и тотъ долженъ былъ сказать своему слугѣ, что если онъ еще разъ повторитъ подобную продѣлку, то его уже безъ всякихъ объясненій прогонятъ со двора.

Когда дни дѣлались длиннѣе, Павелъ уже каждый вечеръ становился y окна и выжидалъ Флоренсу. Она въ извѣстное время нѣсколько разъ проходила мимо докторскаго дома, пока не увидитъ брата, и ея появленіе было живительнымъ солнечнымъ лучемъ, озарявшимъ ежедневную жизнь бѣднаго Павла. Часто, послѣ сумерекъ, другая фигура блуждала мимо докторскаго дома, — фигура м-ра Домби, который теперь уже рѣдко пріѣзжалъ по субботамъ. Онъ хотѣлъ лучше быть неузнаннымъ и украдкой смотрѣлъ на высокія окна, гдѣ его сынъ готовился быть человѣкомъ. И онъ ждалъ, и надѣялся, и караулилъ, и мечталъ.

О, если бы видѣлъ онъ, другими глазами видѣлъ, какъ бѣдный унылый мальчикъ, прилегшій грудью на окно, прислушивается къ гулу морскихъ волнъ и устремляетъ задумчивые взоры на безпредѣльное небо, туда, гдѣ носятся темныя облака, гдѣ беззаботно порхаютъ птицы, между тѣмъ, какъ онъ, несчастный узникъ, заключенъ безвыходно въ своей одинокой клѣткѣ!

Глава XIII Вѣсть изъ-за моря и распоряженіе фирмы

На площадкѣ передъ торговыми заведеніями м-ра Домби съ незапамятныхъ временъ производилась мелочная торговля всякой всячиной и особенно отличными фруктами, расположенными на ларяхъ, скамейкахъ, столикахъ и такъ далѣе. Каждый день, съ десяти часовъ утра до пяти вечера, торгаши и торговки предлагали прохожимъ туфли, карманныя книжки, грецкія губки, собачьи ошейники, виндзорское мыло, картину, написанную масляными красками, a иной разъ тутъ же весьма кстати являлась лягавая собака, къ удовольствію отчаянныхъ охотниковъ до коммерческой политики, которые на этомъ рынкѣ, въ виду лондонской биржи, громко спорили насчетъ повышенія и пониженія денежныхъ фондовъ и держали пари на новыя шляпы. [2]

Всѣ эти товары, со включеніемъ лягавой собаки, очень учтиво рекомендовались почтеннѣйшей публикѣ, но ни одинъ торгашъ не осмѣливался безпокоить своей особой м-ра Домби. Какъ скоро знаменитый негоціантъ появлялся на площадкѣ, вся торгующая компанія почтительно разступалась въ разныя стороны, кромѣ, однакожь, смѣлаго промышленника собачьими ошейниками, который, вытягиваясь въ струнку, приставлялъ указательный перстъ къ широкимъ полямъ своей шляпы и раскланивался очень вѣжливо. Этотъ промышленникъ былъ въ нѣкоторомъ родѣ человѣкъ политическій и до того извѣстный всему торгующему міру, что одинъ артистъ, имѣвшій жительство въ Чипсайдѣ, [3] привинтилъ его портретъ къ дверямъ своей лавки. Разносчикъ билетовъ и афишъ, завидѣвъ м-ра Домби, бросался со всѣхъ ногъ отворять какъ можно шире конторскія двери, снималъ шапку долой и проникался глубочайшимъ благоговѣніемъ, когда мимо его проходилъ величавый джентльменъ.