Домик на болоте

Никогда я еще не видела таким веселым отца. Он много рассказывал, смеялся и даже спел какую-то старую песню, в которой забыл всю середину и половину конца.

Он еще не хотел в тот вечер рассказывать гостям о наших лабораторных успехах, но, может быть, у него был слишком счастливый вид, а может быть, Вертоградский сболтнул лишнее, – во всяком случае, гости догадались, что у нас хорошие новости, пристали с расспросами, и пришлось отцу рассказать об удачных опытах.

Героические мыши были принесены в клетке и поставлены на стол для всеобщего обозрения, а отец поведал о плане дальнейших испытаний вакцины. Около двухсот проверок должна была она пройти, прежде чем быть испытанной на людях. Но события развернулись не так, как мы ожидали, и вакцина была испытана гораздо скорее.

V

Группа в пятнадцать человек ушла на операцию. Готовился взрыв железнодорожного моста. Командовал группой Володя Заречный, тот самый, который ловил нам в лесу мышей. Теперь Махов доверял ему серьезные задания.

На следующую ночь связанные с нашим отрядом крестьяне видели, как мост взлетел в воздух. С часу на час мы ждали наших обратно. На всех тропинках выставлены были заслоны, чтобы встретить их и помочь, если понадобится. Но они не пришли ни в эту ночь, ни в следующую. Только на четвертые сутки девять человек из пятнадцати, измученные, покрытые пылью и кровью, вернулись на Алеховские болота. Идти могли только восемь. Девятого, Володю Заречного, посменно несли на самодельных носилках. Он был ранен в ногу, в живот и в плечо.

Восемь человек пошли отсыпаться, а Володя поступил в распоряжение доктора Гущина. Отец ассистировал ему при операции. На следующий день Володя пришел в сознание, еще через день повеселел и стал просить есть, а еще через день у него подскочила температура. Началась газовая гангрена.

Доктор Гущин постучался к нам в двенадцатом часу.

Мы уже легли. Я услышала стук и, накинув платье, побежала открывать.

– Мне нужно Андрея Николаевича, – сказал Гущин.

– Он спит, – ответила я.

– Разбудите его.

Я побежала в мезонин. Отец уже проснулся, услышав голоса и шаги. Я сказала, что его просит Гущин, и он торопливо спустился по лестнице. Ассистенты тоже, вышли из лаборатории, так что все мы собрались в столовой.

– Добрый вечер, Василий Васильевич, – сказал отец. –

Присаживайтесь, Валя сейчас чаю согреет.

– Андрей Николаевич, – сказал Гущин, – плохо Заречному. Типичнейшая газовая гангрена.

Отец отвел глаза в сторону.

– Бедняга, – сказал он.

Мы все молчали, отлично понимая, о чем хочет говорить Гущин.

– Андрей Николаевич! – сказал врач. Отец молчал. –

Андрей Николаевич!.

– Я не могу, – сказал отец. – Вы как врач поймете меня.

Это не мышь. Я не имею права.

Гущин подошел к отцу.

– Я не сомневаюсь, что вы согласитесь, – тихо сказал он. Отец провел рукой по голове и зашагал по комнате. В

дверь опять постучали. Якимов пошел открывать. Он вернулся с Маховым. У Махова было очень усталое лицо.

– Согласен? – спросил он у Гущина, ни с кем не здороваясь.

– Не сомневаюсь, что согласится, – ответил Гущин.

Махов подошел к отцу и обнял его за плечи.

– Решайтесь скорее, Андрей Николаевич, – сказал он, –

ведь погибает же человек! Подумайте сами, Володька Заречный погибает… Помните, как он вам мышей ловил, а я еще его изругал тогда?

Махов засопел носом, отошел и стал у окна спиной к нам. Отец развел руками. Он очень волновался. Он старался застегнуть пиджак, но пальцы так прыгали, что он все не попадал петлей на пуговицу.

– Как вы можете так говорить! – сказал он. – Ведь это же нельзя, ведь это же не проверено, ведь я же могу убить его…

– Вы можете его спасти, – сказал Гущин, – а без вас он умрет обязательно. Я не понимаю, о чем вы думаете.

– Не знаю, не знаю… – забормотал отец. – Это легкомыслие. Это тог против чего я всегда боролся, Это ненаучно…

Махов резко повернулся к отцу. Он заговорил хриплым, немного задыхающимся голосом:

– А по-моему, лучше пусть Володя ненаучно выживет, чем умрет по всем правилам вашей науки! Думаете, он стал бы колебаться, если бы вас нужно было спасать?

– Товарищи, товарищи, что вы… – повторял отец. Он очень побледнел, руки у него так и прыгали. – Хорошо.

Вероятно, вы правы. Конечно, обстоятельства таковы… Ну что ж, нельзя бояться ответственности.

– Никакой ответственности нет, – сказал Гущин. – Мы все понимаем, что работа не проверена. Но лучше один шанс на спасение, чем ни одного.

– Да, да, – говорил отец, – конечно, вы правы. Я понимаю. Юрий Павлович, приготовьте вакцину и шприцы.

Валя, согрей пока чаю. Я немного разнервничался. Мне надо чаю выпить, и я пойду.

Я бросилась разводить огонь. Якимов и Вертоградский уже возились в лаборатории. Гущин сел и закурил папиросу. Махов стоял, глядя в окно, а отец поднялся в мезонин, и мы слышали над головой его шаги. Он ходил, не останавливаясь, из угла в угол.