Юра прочел вслух письмо. Читал он отчетливо, неторопливо, вдумываясь в каждое слово. По совести говоря, вдумываться особенно не во что было. Какой-то на производстве произошел несчастный случай, Петьке повредило ногу. Ему придется недели две полежать. Лежит он дома, так что ему не скучно. Кстати, сообщает свой новый адрес. Они с Тоней обменяли комнату. Адрес такой: Яма, Трехрядная улица, дом 6, первый этаж, квартира 1. Яма –
это новый микрорайон. Название пока осталось старое, но скоро район переименуют. Комната у них теперь больше и лучше. В их бывшую квартиру въехали родители прежнего соседа. Те поменялись, потому что хотят жить вместе с сыном.
«Обидно, но делать нечего. Не забывайте. Пишите. Ваш друг Петр Груздев».
Мы помолчали. Потом заговорил Сергей. Он раскипятился и произнес против Петьки целую обвинительную речь: мол-де, так не поступают друзья, можно год, два, даже три, а девять – это уже неприлично! Словом, Цицерон
Каталину так не громил, как Сергей Петьку. На защиту друга кинулся Юрий. Он кричал, что дружба имеет свои обязанности и что если даже Петька свинья и на нас за что-то обижен, то и в этом случае мы обязаны быть умнее его хотя бы потому, что нас трое и мы можем посоветоваться друг с другом. А Петька один, и ему советоваться не с кем.
– Один? – заорал Сергей. – А жена? Настоящий друг, как он нам писал.
– А сын и наследник? – негромко подсказал я.
Сергей так увлекся пафосом обвинения, что повторил:
«Да, а сын и наследник?», позабыв, что наследнику идет пока только второй год.
Тут мы все рассмеялись, и разговор принял более мирный характер. Нина убрала осколки разбитой тарелки,
– я забыл сказать, что Сергей в обличительном пафосе расколотил тарелку и даже не извинился перед хозяйкой.
Итак, Нина поставила перед Сергеем другую тарелку, еще не расколоченную, и сказала:
– Эх, братики, братики, доживете вы с моей медицинской помощью до ста двадцати лет и все равно останетесь мальчишками. В науке это называется инфантилизм и считается болезнью неизлечимой.
Произнеся эту сентенцию, Нина пошла на кухню за вторым.
– Ну ладно, – сказал Сергей, – допустим, я перехлестнул, но то, что мы девять лет не виделись, факт?
Мы с Юркой угрюмо молчали.
– Допустим, – сказал я, – мы тогда вели себя как скоты.
– Мне не надо было объяснять, какое время я имею в виду.
Много раз уже было говорено, что, увлекшись собственными успехами, мы тогда, девять назад, не поняли, как худо было Петьке, и не были ему настоящими друзьями. –
Ладно, мы виноваты. Но ведь обида-то у Петьки прошла, это по письмам видно. Не может седьмого сентября приехать – приехал бы в другое время. Неужели за девять лет нельзя было выкроить несколько дней? Ну хорошо, скажем, он на нас когда-то обиделся. Так ведь это же не чужой человек, это же наш Петька. Зарабатывает он, наверное,
хорошо, лекальщик – высокая квалификация. Многие лекальщики «Волги» себе понакупали. Ну, а если даже нет денег? Да ведь он слово скажи – что ж, мы денег ему не достанем? Не верю я в то, что он за девять лет не мог выбраться. Значит, не хотел. Значит, видно, мы идиоты и не поняли до сих пор, как глубоко мы его обидели…
В это время Нина внесла кастрюлю с тушеным мясом и поставила на стол. Она слышала мою последнюю фразу.
– Правильно, Женя, – сказала она и начала раскладывать мясо по тарелкам.
Мы стали молча есть. Черт его в самом деле разберет!
Неужели мы так обидели Петьку, что он этого девять лет не может забыть? В конце концов, теперь уже мы можем обижаться.
– Я считаю, что надо написать большое, обстоятельное письмо, – сказал Юра, – и Афанасию Семеновичу написать, пусть он ему тоже напишет. Если мы в чем виноваты, просим простить. Не расходиться же из-за этого. Вся юность, все детство вместе, и вдруг всё насмарку. Так тоже не делается.
– Письма прочитываются и забываются, – тихо сказала
Нина.
Мы не поняли, к чему она это говорит. Подождали, но она молчала.
– Знаешь, Сергей, – сказал я, чтобы перебить разговор,
– пришло письмо в редакцию. Пишут, что последняя книга вашего Алексеева мало того что списана с трех, не помню чьих, книг, но он и списать-то толком не смог. Те, у кого он списывал, спорят между собой, а он все их выводы вместе свалил.
Я знал, что на эту тему Сергея всегда можно было завести.
– Жулик он, – буркнул Сергей. – Иной раз даже обидно, что угрозыск наукой не занимается.
– Между прочим, – сказала Нина, разливая чай, – завтра вечером поезд идет в Энск. В середине дня послезавтра были бы на месте.
– Ты что же, хочешь, чтобы мы к нему поехали? –
удивленно спросил Юра. – Трое к одному?
– А что, обидно?
Нина передала нам чашки, поставила чашку себе и села.
Мы все четверо стали пить. Вдруг Юра поднял чашку и, наверное, собирался с силой ударить ею об стол. Нина спасла чашку в последнюю минуту и отставила в сторону.
Юра, по-моему, этого даже не заметил. Он стукнул об стол кулаком и расхохотался.
– Ребята, – сказал он, – а ведь Нина-то молодец, а?
Поехали в самом деле, чего там. Как ты, Женька?
– Я взял отпуск, – сдержанно ответил я.
– А ты, Сергей?