Домик на дереве

Мы театрально поаплодировали, посмеялись над собой, обнялись друг с другом и только после этого поспешили каждый в свой дом; стрелки часов неминуемо приближались к десяти часам вечера; я молил, чтобы отца не было дома.

Но, к сожалению, не все желания исполняются. Отец был недоволен, что я опоздал и задал мне такую трепку, от которой я не мог оправиться до глубокой ночи – спина горела и ныла с такой силой, что хотелось избавиться от нее, вырезать и убрать в шкаф, как бы это ужасно не звучало. Но я все равно улыбался. Улыбался, потому что мы добились того, чего хотели. И потому, что Гриша наконец-то стал свободным и далеким от врага общества. Он был сердцем общества, сердцем нашего маленького, но дружного круга доверия.

Глава 7

До званного воскресного ужина оставалось меньше суток, а мы – втроем, без Гриши – беззаботно играли в карты, так как все проблемы остались позади; на душе было покойно и хорошо. Казалось, ничто не предвещало беды, пока в домик не постучались.

– Мы кого-то ждем? – спросил у нас Степан.

– Нет. – Я насторожился. – Это не Гриша.

– Не Гриша точно. – Степан бросил карты и пошел открывать двери, которые были закрыты на обычную защелку. – Кто там?

– Это я. Света, – послышался голос из-за закрытой двери.

– Света?

– Что тебе нужно?

– Впустите меня, пожалуйста. Нужно поговорить.

Степан вопросительно посмотрел на меня и пожал плечами; что, мол, делать-то, товарищи?

– Впусти ее, – скомандовал я.

– Уверен?

– Да.

– Предлагаю, прогнать.

– Она подруга Гриши, – напомнил я. – Забыл?

– Хочешь сказать и моя подруга тоже?

– Угу.

– Ну не хрена себе фокусы!

Степан отворил дверь и впустил в наш обитель Свету. Она была закутана в строгий синий плащ и платок в цветочек; погода в тот день не радовала, холодный северный ветер делал свое черное дело и даже прогретый до пятнадцати градусов летний воздух не спасал. Света поздоровалась с нами и спросила разрешения раздеться. Оказалось, что Степан умеет быть галантным; он помог Свете снять плащ и повесил его на крючок, прибитый к стволу дерева.

– Спасибо, – поблагодарила Света и сняла платок, обнажив свои пшеничные волосы, которым бы позавидовала любая девчонка. – Я знаю, вы мне не рады – и я сама в этом виновата. Простите. Можно сесть?

– Садись, – сказал я и указал ей, куда можно сесть; она села, пригладила волосы и улыбнулась Насте. – Давно не виделись.

– Давно.

– Я соскучилась. – Света положила платок на колени. – Вы играли?

– Да играли, ты нас отвлекла, между прочим. – Степка сказал, как отрезал. – И чем мы заслужили такой почести?

– В каком смысле? – не поняла она.

– Степан, не груби, – предупредил я, зная, на что способен мой безумный друг, у которого был лишь один враг – его язык.

– Не командуй. – Он очень по-взрослому показал мне язык, и все внимание обрушил на Свету. – Ну, так зачем ты пришла?

– Чтобы предупредить вас, а потом Гришу. – Я заметил, что ее руки дрожали. – За вами следили и продолжают следить.

– Следили?

– Кто?

– Я точно не знаю. Кто-то…

– Н-да, с тобой каши не сваришь, – усмехнулся Степка, перебив Свету. – Кто-то. Прям смешно, черт возьми!

– Кто-то из отряда ЦЦ, – добавила она.

– Не может быть, – не верил я. – Кто им приказал за нами следить?

– Твой отец.

– Откуда ты знаешь?

– Я подслушала телефонный разговор между моим отцом и твоим. – Света, заметив на моем лице замешательство, добавила. – Сначала они говорили о тебе.

– Обо мне?

– Не знали, что с тобой делать. Мой отец часто повторял такие слова, как неуправляемость, свобода слова и вражда к фашизму. А потом, как заведенный, говорил в трубку одно и тоже: «Это нехорошо! Это опасно!».

– Они знают о Грише, – сказал я и схватился руками за голову; было огромное желание разрыдаться, но глаза предательски оставались сухими. – Все кончено.

– Что значит твое все кончено? – поинтересовался Степан.

– А что это еще может значить? – Я чувствовал, как что-то внутри меня рухнуло, разбилось на мелкие осколки, которые изранили мое сердце, обливающее кровью, потоком несбывшихся надежд и мечтаний. Я понимал – это конец; еще мгновение и в домик на дерево вломиться мой отец с ворохом кровожадных солдат, схватят нас, выведут в поле и расстреляют, как врагов народа; после этого найдут Гришу и сделают то же самое: убьют и закапают, словно этого человека никогда и не было. – Не будет завтра званого ужина. Ничего не будет. Они знают… обо всем.

– Ничего они не знают, – противился Степана. – И я уверен, что за нами никто не следил, мы бы их заметили. Я бы точно заметил!

– Они умеют следить и выслеживать незаметно и скрытно… в отличие от нас. Поверь мне. Я знаю. Мой отец состоит в отряде ЦЦ, и я каждый день слышу, как он и его славные ребята вершат правосудие и справедливость. Если верить Свете, они следили за нами целую неделю. Ты просто не понимаешь, как это долго и много. Отряду ЦЦ достаточно и двух дней слежки, чтобы во всем разобраться и принять решительные действия, в ходе которых кого-то убивают, кого-то сажают в тюрьму, а кого-то отпускают на волю. – Я смолк, глядя на испуганные лица друзей; спросил у Светы. – О чем они еще говорили?