Домик на море

МАРКО: У тебя своеобразное представление о бедных. Бедные могут быть самыми разными. Кто все время витает в облаках — таких тоже хватает. Послушай, уже четыре часа. Если мы собираемся выйти, то надо выходить тотчас же. Купим шоколадок или печенья. Надо будет чем-то угощать Альвизе и Бьянку. Угостим чаем. Посмотри, как у нас там с чашками.

ДЕБОРА: Чашки у нас есть, но нет чайника.

МАРКО: В таком случае, надо будет купить чайник. Что же касается чашек, то они у нас предназначены для капуччино. Не для чая.

ДЕБОРА: Я не понимаю, почему мы им должны предлагать именно чай. Сейчас чай никто не пьет. Он вышел из моды.

МАРКО: Перед тем как нам идти куда-нибудь, давай приведем немного в порядок нашу комнату. Стряхни, пожалуйста, немного пыль с мебели.

ДЕБОРА: А, где мне взять тряпку?

МАРКО: О, бог ты мой. Не знаю. Найди, что-нибудь. Возьми, например, kleenex. Или, на худой конец, мои грязные трусы. Ты их можешь взять в моей сумке. Ты у меня всегда выглядишь такой беспомощной.

ДЕБОРА: Не могу представить, как может выглядеть эта Бьянка. Ты сказал, что она похожа на овечку? У нее лицо овечки? А. как Альвизе? Скажи мне, как выглядит Альвизе?

МАРКО: Я тебе могу сказать только, как он выглядел когда-то. Уже прошло почти девять лет, как мы не виделись друг с другом. Тогда нам обоим было всего лишь по двадцать лет. Как я его помню, он тогда был толстячком, с бледным лицом, слабохарактерным, в очках. Пряди волос у него все время ниспадали на лоб. Он носил всегда широченные пиджаки, которые висели на нем словно на чучеле.

ДЕБОРА: Короче, я поняла, он один из тех, у кого все валится из рук. Должно быть, он был страшно некрасивый.

МАРКО: За эти годы мы с ним обменялись письмами разов пять-шесть. Я был за рубежом, когда он написал мне, что влюбился по уши и собирается жениться. Что встретил красивую девушку. Богатую. Спортсменку. Чемпионку по горным лыжам. Тогда он еще не занимался спортом. Не любил гулять на свежем воздухе и страшно мерзнул. Проводил все время в четырех стенах, в тени, словно нетопырь, читая немецких философов. У него не было денег. Он закончил экономический факультет и знал массу вещей. Подрабатывал на жизнь переводами. Помогал писать диссертации нерадивым студентам. Девушка тоже была влюблена в него по уши. Звали ее Бьянка. Она была богатая. Очень красивая. С белокурыми локонами. Он мне прислал также ее фотографию. Самая настоящая красавица. С личиком, как у овечки.

ДЕБОРА: Не могу себе представить ее. Просто не могу себе вообразить чемпионку по плаванию с личиком овечки. И потому, как ты описал его, совершенно не понимаю, как он сумел дорасти до директора завода.

МАРКО: Потому что у тебя совершенно отсутствует какое-либо воображение. В прочем, это не имеет особого значения — все равно мы вскоре увидим их. Когда я вернулся из-за границы, он написал мне, не мог бы я навестить его здесь. Я его не навестил. Так как в тот момент у меня была ужасная депрессия. Мне приходила мысль, не попроситься ли мне к нему на работу. Однако, мне было неловко написать ему об этом. Так было упущено время. Наконец, месяц тому назад я написал ему, не мог ли он подыскать мне здесь домик на лето. Как будто мы из тех, кто каждое лето проводит отпуск на море. Это было моим первым шагом, затем я собирался узнать у него насчет работы. В наши студенческие годы мы были закадычными друзьями. У нас не было ни лиры за душой, и мы снимали на двоих ужасную комнатенку на улице Панисперна. После него, у меня уже не было больше друзей. Да, и, по правде говоря, я был все время занят. Если кого и встречал, то только глупцов.

ДЕБОРА: Спасибо и за это.

МАРКО: Речь не идет о тебе. Ты не относишься к друзьям, ты — моя жена. А, это совсем другое дело. Иногда я нахожу тебя страшно глупой, но это мне неважно. Зато, когда мы жили на улице Панисперна вместе с Альвизе, у нас времени было, хоть отбавляй. Мы проводили время в бесконечных беседах. Кто знает, сейчас, когда мы снова встретимся с ним, будем ли мы снова многословны, как и прежде. Боюсь, что нет. Я думаю, мы сможем обменяться с ним только несколькими словами, да и то, невнятными, произнесенными заплетающимся языком, выдавленными с трудом, стоящими огромных усилий и тому, кто их произносит, и тому, кто их слушает. Естественно, я спрошу у него о работе. Он будет категоричен, но, в конце концов, возможно, смилостивится. Мне придется рассказать ему, чем я занимался все это время. Поведать обо всех тех идиотских работах, которыми мне пришлось заниматься. Обо всех тех придурках, с которыми мне пришлось познакомиться. Что мне никогда не доставало фортуны. Что мне уже тридцать лет. Что мы здесь с тобой вдвоем. Что у нас нет денег. Что это, впрочем, не имеет никакого значения для нашей дружбы. Совершенно никакого значения. Скажу ему, что у нас нет ничего, что у нас нет дома, нет друзей, нет даже города, в котором мы могли бы обосноваться.