Домик на окраине. Зайнаб-биби

Мне с Зарриной почти не случалось разговаривать, но к моей Ойше девочка очень привязалась. Из их бесконечных разговоров, невольным слушателем которых я иногда оказывался, я знал, что Заррина ходит в городскую десятилетку, очень любит школу, прекрасно учится и несет уйму нагрузок. Она и вожатая отряда, и член комитета комсомола и учкома, и в редколлегии сатирической газеты, и еще что-то, чего уж не помню. Поэтому даже в каникулы она каждый день бегает то в Дом пионеров, то в городской детский лагерь, то еще куда-нибудь.

Сегодня Заррина выглядела празднично. Лакированные туфельки, новое платье, в косы вплетены огромные белые ленты. Казалось, на девичьих плечах расцвели две прекрасные белые розы. Банты, конечно, завязала ей Ойша. Только она могла так красиво вплести эти ленты.

Если бы вы знали, как моя Ойша любит, чтобы все вокруг одевались красиво! Помню, мы еще с ней не поженились, а она уже взяла надо мной шефство. Отведет меня, бывало, куда-нибудь в сторону и начнет: то галстук не так повязан, то рубашка не в тон, то волосы не на ту сторону зачесаны. И тут же вытащит у меня из кармана расческу и начнет показывать, как я должен причесываться. Иногда я смеялся, а чаще злился. Но, честно говоря, понимал, что не это было для нее самое важное.

Ну, а после женитьбы я, конечно, полностью попал в ее руки. Не дай бог, если что-нибудь оказывалось ей не по вкусу. Как-то купил себе в магазине костюм. Цвета он, верно, был не совсем понятного: какой-то темный — не то серый, не то черный с прозеленью. Но я решил, что он очень хорош. Боже, что было дома!

— По ком это ты траур носить собрался? Или, может, тебе уже семьдесят стукнуло? Нет, ну что за вкус, вы только посмотрите! — встретила она меня градом насмешек.

Тут уж я не выдержал. Впрочем, и вы, думаю, тоже вряд ли пришли бы в восторг, если бы с вами так разговаривала ваша жена. Слово за слово, разыгрался скандал. Полдня мы дулись и бросали друг на друга холодные взгляды. В конце концов я, как всегда, был вынужден сдаться.

Ойша повела меня в магазин, прямо к директору.

Директор оказался хорошим человеком, забрал костюм и через неделю поменял на другой. И даже не сказал, что советоваться следует перед тем, как покупаешь вещь, а не после.

А сколько было разговоров из-за узких брюк.

— Много в тебе еще консерватизма, — упрекнула меня как-то Ойша, когда я упорно отказывался надеть новомодные брюки.

— А ты просто формалистка, — ответил я, — по-твоему, если человек надел модные штаны, так сразу стал передовым.

— Я говорю не только о внешнем, но и о внутреннем.

— Ах, так, значит, по-твоему, я консерватор не только по внешним признакам, но и по убеждениям. Спасибо!

— Ну что ты, милый? Зачем такой шум? Если тебе так уж нравится носить брюки широченные, как мешок, носи на здоровье. Воля твоя, советская ракета ушла к Венере, вокруг Земли вращаются спутники, мы живем в атомный век, а ты будешь ходить в брюках, сшитых по моде времен гражданской войны. Ну что ж, если тебе доставляет удовольствие, можешь подметать штанами асфальт. Пожалуйста!

Пришлось надеть узкие брюки.

Следовать моде в Душанбе, конечно, можно. Но в нашем городке на человека, одетого модно, смотрят как на бесхвостую сороку. Как-то вернувшись домой в отвратительном настроении, переодеваясь, я затянул песенку, сердито поглядывая на Ойшу:

У Сорокиной жены
Не хватало на штаны.
Удивляется народ —
Птица в дудочках идет.

— Ничего, ничего, — ответила моя жена. — Правильно говорят, что новое всегда с трудом пробивает себе дорогу в жизни. Его всегда принимают в штыки. Слишком сильны старые обычаи. Но все равно новое одолеет.

Вот и поговорите с ней!

…Я так задумался, что даже не заметил, как Заррина отстала от меня и зашла в какую-то лавку. Я уже дошел до перекрестка, когда она снова догнала меня.

— Учитель, я хотела бы с вами посоветоваться, — сказала она, залившись от смущения румянцем и глядя себе под ноги.

Ну вот! Только этого еще не хватало! Только она еще не спрашивала у меня совета.

— Да в чем дело, Заррина? Я тебя слушаю, — сказал я довольно сухо.

— Завтра воскресенье, бабушка справляет свое шестидесятитрехлетие.

— Ну и что же?

— Как что — это же религиозный праздник!

— Разве? — удивился я. — С каких это пор день рождения считается религиозным праздником?

— Да как вы не понимаете?! Ведь пророку тоже было шестьдесят три года.

— Ну и что ж? — нетерпеливо перебил я девочку и незаметно посмотрел на часы. Часы недвусмысленно показывали, что время не стоит на месте. Я живо представил себе, что мне придется выслушать за свое опоздание от друзей, если этот антирелигиозный диспут затянется.

— Ну, понимаете, когда кому-нибудь из стариков, конечно, верующих мусульман, исполняется шестьдесят три года, они приглашают гостей и устраивают что-то вроде поминок по пророку.

— Ах так! — весьма глубокомысленно протянул я, хотя, откровенно говоря, впервые услышал о таком обычае. — Да, это вопрос, безусловно, сложный. Ну и что ты на это скажешь?