Домик разбившихся грёз

Но так было правильно. Я даже был как-то невероятно рад и горд, что она не жертвовала собой, а приняла мудрое решение освободить нас обоих от таких нездоровых отношений. Видит Бог, я был слаб и зависим от неё, сам я никогда не набрался бы сил, чтобы заставить её уйти. А она… Она не обязана тратить свои лучшие годы на человека-проблему. Я не имел права так поступать с ней. Я заставил себя принять её выбор. Я просил лишь об одном: если она не справится, пусть просто обратиться ко мне. С любым вопросом.

Примерно раз в пять недель адвокат присылал мне сухой отчёт, что с девушкой всё в порядке. Когда это было совсем — совсем! — не так! Это первое, что бросается в глаза! Она вовсе не «в норме», не «в порядке», не «хорошо», тем более, она не «счастлива». Я бы оценил её состояние как «жива, и слава Богу»! Ну какого чёрта!

Какого чёрта мы встретились именно сейчас, когда всё запутано до невозможности? Почему она должна быть непременно дочерью того самого человека, который чуть не погубил меня и разрушил наши отношения?

Сейчас, когда я так близок к цели, когда я в полушаге от того, чтобы вернуть себе то, что потерял — деловую репутацию и честное имя, почему она снова возникла в моей жизни и снова стала занимать весь мой разум?

Мне плевать на время, когда я заваливаюсь к адвокату.

— Александр Александрович? — удивлённо спрашивает Воронцов.

— Михаил Юрьевич, вот ты, вроде умный человек? Ответь: нахрена? Вот нахрена ты мне врал про Алевтину?

— Александр Александрович, моё дело — защищать ваши интересы…

— Меня интересовало только одно: её нормальная жизнь. Ты сказал, что она счастлива. Твои слова! Я не наблюдаю долбанного сказочного счастья в её жизни! Совсем.

— Она — дочь Сафронова, в ваших интересах было…

— Уволить бы тебя к чертям, Мишаня, — с горечью отмахиваюсь от его слов. — Не нужно беречь меня. Не нужно решать за меня. Я сам разберусь, что важно, а что — второстепенно. Если есть, что сказать про Алевтину, скажи сразу. Потом — будет хуже.

— Я не искал её. Как только узнал от Бакинского, что она дочь Сафронова, просто подавал вам заведомо ложные сведения, которые вы хотели слышать.

— Я хотел знать долбанную правду! — взрываюсь я. — Честность — это самое важное в наших отношениях, не находишь?

— Вы находились в СИЗО. Николай Петрович пробивал ваши связи и обнаружил, что ваша… хм… любовница…возможно, причастна к вашим проблемам. Мы решили перестраховаться.

— Перестраховщики! — это просто невероятно! — Любому станет ясно, что девчонка не при делах, стоит лишь увидеть её своими глазами. Это нелепое совпадение!

— А в больнице? Она же сама написала, что двигается дальше, потому что не хочет ждать вашего выздоровления…

— Разберусь. Сам! — отрезаю я. — Никакой самодеятельности, Михаил Юрьевич. Пожалуйста. Мне нужна только правда, а что с ней делать, я решу сам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍21. Аля

Совещание в понедельник после корпоратива больше напоминает заунывное собрание в обществе анонимных алкоголиков. Все стыдливо тупят взор, нерешительно мнутся и боятся вспоминать, что было.

Мне тоже крайне неловко, но причина кроется в другом. Причина в пронизывающем взгляде знакомых до каждой крапинки глаз. Причина в лёгкой улыбке, вызывающей невидимую чужому человеку дрожь в моих руках, которая хорошо заметна ему. Которая вызывает лишь более широкую самодовольную улыбку на его лице. Какую же потрясающую, Боже!

Причина сидит напротив меня, по правую руку от Инги, и не сводит с меня глаз. А я всеми силами не поддаюсь. Очень стараюсь, правда, но мой взгляд то и дело натыкается на его.

Если бы взглядами можно было бы кричать, его взгляд сейчас кричал бы мне о больших и чистых чувствах. Которых, как мы все прекрасно понимаем, нет и быть не может.

Причина в том, что он касался и целовал меня так, словно я что-то значу для него. Что-то очень особенное. Когда это совсем не так. Нельзя быть особенной для женатого мужчины, невозможно быть особенной для мужчины, который «в отношениях» с моей сестрой.

Причина в том, что папенька снова облажался и позабыл меня предупредить, что господин Мельченко теперь является соучредителем компании и активно участвует в её делах. О, мой босс! Тьфу, ты! О, мой Бог! Мы будем видеться каждый чёртов день. Я не выдержу. Точно.

— Алевтина… Прошу прощения, конечно, Александра, — ловлю усмешку, — передайте мне, пожалуйста, папку с отчётом по строительству жилого комплекса в Дмитрове.

С грохотом отъезжаю на стуле, подхватываю увесистую папку и огибаю стол, чтобы плюхнуть перед ним.

— Я здесь не секретарь-референт, — напоминаю недовольным тоном Инге, потому что я не могу посмотреть на причину своего недовольства. — И не обязана подчиняться этому индивиду.

Алекс хмыкает и успокаивающим жестом касается моей руки, обжигая своим прикосновением, пуская ток по венам. Хочется отпрянуть, но я заворожённым взглядом смотрю, как его длинные пальцы обводят узоры на моей коже.