Домик разбившихся грёз

В моих резких, порывистых движениях совсем нет нежности. Они на грани грубости. На грани первобытности. Но, меж тем, громкие крики удовольствия разносятся по всему дому, а пошлые хлюпающие звуки лишь раззадоривают мой животный инстинкт совокупляться с этой конкретной самкой. Лежащей подо мной. С ногами, заброшенными на мои плечи. Стонущей моё имя. Безостановочно. Рвано. Гортанно.

Я довожу её до финала и, чувствуя пульсацию гладких мышц, отправляюсь следом, глубоко в её теле, абсолютно не волнуясь о последствиях, взлетая к самым небесам от полноты ощущений, утративших в памяти всякие краски.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И даже тогда я не останавливаюсь. Покрываю медленными поцелуями лицо Алевтины, избавляю её от бюстгальтера, обвожу языком ключицы, подхватывая под бёдра и меняя положение, так, чтобы она оказалась сверху. Мы смотрим друг другу в глаза. Не отрываясь.

— Аль, я люблю тебя.

— А я люблю тебя.

Обхватываю ладонями нежные полушария груди, прохожусь языком по торчащим пуговкам сосков, и чёртово наслаждение затапливает меня с головы до пят.

Аля упирается одной рукой в моё плечо, приходя в движение. Другая рука ложится поверх кулона. Поверх моего сердца, неистово отбивающего безумную дробь.

Я скольжу одной рукой на её бедро, помогая удерживать ритм, а другой — повторяю её движение, накрываю рукой вторую часть кулона по центру её грудной клетки, чувствуя волнующее трепыхание под ладонью.

Эта сладкая пытка длится несколько часов… или несколько минут! Время теряет смысл. Всё теряет смысл. Есть только я и она. Она на мне. Я в ней.

Дрожащие бёдра застывают, и Аля пронзительно стонет, туго обхватывая мою плоть, сокращаясь невероятными спазмами, истекая соками. Как же мне нравится! И я, не секунды не колеблясь, тут же отправляюсь вслед за ней.

— Не снимала, значит? — спрашиваю, отдышавшись, перекатывая между пальцами кулон.

— Я же обещала сохранить до нашей встречи, — в её показном равнодушном тоне сокрыто очень много разных эмоций. — А ты?

— Нет, — усмехаюсь я. — Не снимал. Алевтинка, в этом не было смысла, ведь моё сердце — это ты.

— У тебя же были женщины? — осторожно спрашивает она.

— Конечно, случались. Не так, что бы часто, но я дал себе слово, что не стану больше никогда ничего от тебя скрывать. — ну давай, Санёк, не будь тряпкой и просто задай ей этот вопрос! — А у тебя?

— Нет, женщин у меня не было, — вздыхает она и смеётся над выражением моего лица. — У меня был парень. Один. И, наверно, уместно будет сказать, что он есть до сих пор… Я не могу его бросить по телефону. Извини.

Что ж, заслужил. Мерзкое чувство жгучей ревности к какому-то придурку вспыхивает молниеносно, и Аля резко выдыхает, читая всё по моим глазам.

— Он знает, что я никогда никого не любила, кроме тебя. Я всегда была честна с ним. Я вела себя некрасиво, глупо. Держалась за него, чтобы не быть одной. Он же… Он сделал мне предложение, когда я улетала.

Стискиваю руки на её бёдрах, наверняка оставляя отметины. Аля морщится, но не останавливает меня. Вот почему на её пальце было долбанное кольцо! Она приняла его предложение!

— Я не дала ему ответ, — отвечает она на невысказанный вопрос.

— Ты не можешь выйти за него, — твёрдо говорю ей.

Я же просто не позволю! Разве это вообще возможно, чтобы моя девочка пошла за какого-то придурка, которого не любит? Потому что любит она меня. Меня!

— Нет, конечно. Теперь, конечно, нет.

Она целует меня. Нежно, сладко, мягко. Как же я скучал по этим неторопливым минутам наедине с ней!

— И ещё кое-что, Аль. — смотрю в её глаза. — Ты должна вернуть своё имя. Какая ты, к чёрту, Александра? Ты моя Алевтинка, Алечка…

Она смеётся, поднимаясь, тянет меня за руку в душ.

— Может, мне и фамилию сменить обратно? Тебе же не нравится мой отец?

— Ты недолго будешь оставаться Сафроновой… или Гуревич, поэтому мне не столь важно, какую фамилию ты носишь до того, как возьмёшь мою. — мы становимся под струи душа, и я сожалею, что не вижу её лица. — Дай мне немного времени уладить дела и разобраться в нашем прошлом, ладно?

— Главное, будь рядом, — тихо просит она.

В этой простой просьбе звучит столько боли и страха, что я тут же прижимаю её к себе.

— Я больше не оставлю тебя, Алечка. Никогда. Что бы ни происходило, знай, что я всегда рядом и люблю тебя. Иначе — просто невозможно.

Она расслабленно откидывается назад, опираясь на меня. Она позволяет моим рукам скользить по её телу, распаляя чувственными поглаживаниями. Наше дыхание тяжелеет, становится прерывистым, и вскоре мир за пределами этой отдельно взятой душевой кабины снова перестаёт существовать.

25. Аля

Я стою посреди дороги и смотрю на мчащийся на меня тонированный автомобиль. Я знаю, что должна бежать, должна как можно скорее оказаться дальше от этого места, но ноги приросли к асфальту, и я просто-напросто не могу сдвинуться с места. А ещё — я совсем не помню, почему мне так важно беречь себя. Но это очень-очень важно. Жизненно необходимо.