Домик разбившихся грёз

Он проводит обжигающе-бархатистой головкой по губам и сдавленно шепчет:

— Открой ротик, малышка.

Я распахиваю губы, и он медленно наполняет меня, скользя по языку, до самой глотки.

— Дыши носом, — велит Алекс, усиливая давление на затылке.

Его пальцы путаются в моих волосах, когда он направляет мою голову туда и обратно, увеличивая амплитуду движений, проникая всё глубже и глубже.

Его чистый, терпкий вкус ударяет по всем вкусовым рецепторам, и я захлёбываюсь от оглушающих эмоций. Кладу руки на упругие мужские ягодицы, впаиваясь ноготками, и он шипит.

Алекс расслабленно принимает мои ласки, помогает, но не настаивает. В этом действе нет принуждения. Всё взаимно. Мне нравится доставлять ему удовольствие. Я нетерпеливо сжимаю бёдра, вызывая у мужчины сдавленные ругательства.

— Сладко, но мучительно! — выплёвывает он. — Иди сюда!

Подтягивает меня резким движением, усаживает на столешницу и резко входит, срывая стон в тот момент, когда его губы накрывают мои. Его язык имитирует проникающие толчки его плоти. Раз за разом. Боготворя меня. Вознося на самую вершину удовольствия.

Когда я прижимаюсь к нему, обхватывая бёдрами, Алекс обхватывает ладонями мои ягодицы, ускоряясь. Его пальцы порочно скользят между, дразня тугое колечко совсем другого входа.

— Не бойся, ладно? — бросает он, облизывая палец.

Боже, сейчас мне всё равно! Просто не нужно останавливаться!

И он не останавливается. Насаживая меня глубже на свою плоть, он ныряет пальцем прямо в тугое отверстие, заставляя вспыхнуть совершенно новой страсти.

— Горячая малышка. Моя. Моя. Девочка! — вколачивается он в моё тело, дублируя каждое проникающее движение члена пальцами.

О. Мой. Бог. Я на вершине мира. Парю над землёй. Оторванная таранящими ударами его плоти. С влажными, хлюпающими звуками.

— Люблю тебя! Люблю тебя! Люблю! — вторит он каждому хлопку.

Его пальцы наполняют меня равномерно члену. Его губы прихватывают кожу на шее, проходятся вниз до ключиц, ласкают кожу груди и смыкаются на соске.

А когда зубы прикусывают твёрдый горошек, я несдержанно кричу от удовольствия, подаваясь вперёд, насаживаясь одновременно на две незыблемые твёрдости.

Всё во мне дрожит и взрывается. Восхитительное чувство всепоглощающего наслаждения выстреливает в каждую клеточку тела, и я несдержанно стону, сдавленно кричу, рвано, задыхаясь от бури эмоций и чувств.

И он, усиливая давление, наполняет меня обжигающим семенем с прерывистыми гортанными стонами. Глухими и сдержанными. Сугубо мужскими.

— Доброе утро, Александр Александрович. — хмыкаю я в его губы.

— Доброе утро, Алевтина Леонидовна. — он коротко усмехается. — Боже, как же я тебя люблю! Даже овсянка не сгорела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍26. Аля

После завтрака Алекс, извиняясь, закрывается в кабинете, чтобы сделать пару телефонных звонков, и я включаю свой смартфон, утопая в уведомлениях о звонках и сообщениях.

«Сашка! Ты куда пропала? У тебя всё хорошо? Я волнуюсь!» — прилетает от Саши.

Я наскоро набираю ответ: «Привет. Всё хорошо. Отдыхаю за городом, тут почти нет связи».

Лив пишет: «Мисс Эл! Я волнуюсь за тебя. Срочно скажи, что ты в норме! Или я вызываю полицию!»

Смешная! Хотя она знает, как легко человек, которого я люблю, может отбросить меня назад, за ту черту, где слишком пусто, чтобы я хотела там остаться.

Я понимаю, что мои чувства — это нечто нездоровое. Ненормально так любить. Немыслимо.

Но я люблю именно так: всецело, без остатка. Никаких полутонов. Есть или моя любовь, или нет ничего.

«Ливи, я счастлива!»

«Не волнуйся».

«У меня всё чудесно».

И один короткий звонок отцу.

— Саша? — мне кажется, или его голос звучит иначе? — Прости, сложно принять, что какой-то… остолоп требует вернуть тебе имя… Прости, зря я затеял эти ренейминги, да? — он невесело смеётся. — Я уже договорился, в первый рабочий день после новогодних каникул ты сможешь вернуть своё имя.

— Пап, отчество и фамилия останутся прежними, — бросаю тихо. — Мне и правда было не по себе… Я всю жизнь была Алей. Не Сашей. Маминой Алечкой…

— Я до последнего верил, что ты будешь мальчиком. Хотел назвать сына в честь своего деда. Прости, детка, ну уж такая правда. — он тяжело вздыхает, и мне становится не по себе от этого разговора. — Мать Инги долго болела, не было ни единого шанса, что она снова сможет родить. Когда я встретил твою маму, у меня перемкнуло в голове… Влюбился… Но семью бросить не мог, Инга была сложным подростком, угрожала покончить с собой, если я выберу другую девочку… Твоя мать сама порвала со мной, Аль. Я не хотел уходить, а она… не хотела таких отношений. Она разорвала все связи, умоляла, чтобы я не появлялся в вашей жизни. Я просто подчинился её воле. Прости.