Домик в Армагеддоне

На свежестриженом газоне спортивные сумки. Стяжники переговаривались, отчего в ароматном утреннем воздухе стоял шум, как над пчелиным роем. Одни забивали в мобильник чьи-то телефоны, другие уже прощались, руки пожимали. Ничем не отличались они, вчерашние соратники, от любой молодёжной стайки, на которую можно наткнуться возле стадиона или перед университетской библиотекой. Будто вынули из них что-то.

Фима стал высматривать своих.

Кто теперь здесь, в толпе расхристанной, – свои? Много ли осталось? Юрка сказал: поговорил со всеми. Но ведь пятёрку, из-за которой закрыли Стяг, остальные ненавидеть должны.

– Ты давай звони, приезжай. Что тебе там – ночь пути.

– Бог даст, все ещё соберёмся. Ещё акцию не одну проведём.

– Твои бы слова…

– Сказали же вам: временно. Временно закрывают.

– Да, да.

– Да что вы тут лапшой своей трясёте? «Временно»! Кончился Владычный Стяг, ясно?

– Ты думай как хочешь.

– Вот и думаю.

– Вот и думай.

– Хватит вам собачиться.

Поднял глаза и сразу увидел папашу. Тот стоял на крыльце штаба с Антоном, инструктором по рукопашке. Антон, видимо, только что показал ему: вон он, там, и папаша мотал головой: вижу, вижу. Встретились взглядами. Отец помахал ему рукой, Фима нехотя ответил. Вызвали, значит. Не нужно было всё же в анкете указывать.

Эти анкеты… бумажонки с длинным носом. Баба Настя как-то заполнила одну такую на школьном собрании. Папашка, слава богу, на собрания не ходил. Рвался – но баба Настя ему запретила. Деньги носил, когда нужно было, – на ремонт, на учебники, на подарки учителям. Сам созванивался с родительским комитетом, приносил кому-нибудь из них на дом. На собрания ходила баба Настя. Однажды во время контрольной классная просматривала анкеты – и вдруг на весь класс: «Бочкарёв, а почему тут у тебя в графе «отец» прочерк? Он ведь у тебя жив? Зачем же – прочерк?» И все оторвали головы от тетрадей и посмотрели на него…

Сейчас Фима почувствовал себя как на том собрании. Не хотел, чтобы папаша подошёл к нему в присутствии кого-нибудь из стяжников. Может, сообразит – не будет лезть, постоит в сторонке?

Зачем приехал? Не ко времени он.

Вчера сидел с Надей, свесив ноги в ночную пустоту. Давила тоска. Обидно было – за себя. Горька и непривычна была роль отщепенца. Но вера в большое будущее Стяга – эта вера держала, не давала сломаться. Всё. Конец. Суета вокруг – как финальные титры фильма, которые никто не прочитает: жалкие, ненужные, торопливо пробегают они по экрану, когда уже включен в зале свет и хлопают сиденья.

– Адреса и контакты не растерять бы.

– Скачал кто-то на карточку в телефон.

– Да многие скачали.

– Ты что будешь остаток лета делать? Давай ко мне на дачу? У нас под Должанкой дача.

Кажется, только что, пару дней назад, всё было ясно до самого горизонта. Был Стяг, был смысл, были люди, с которыми готов был идти в огонь и в воду за великое дело. И вот – ничего. Задремал, проснулся – а всё украдено. Подчистую. И он стоит один в этой гудящей толпе посреди обворованного мира.

По-другому настроены, Юра сказал. О чём это он?

Пошёл сквозь ряды, всматриваясь в лица, уловить пытаясь, как к нему теперь относятся. Странно: с ним здоровались по-дружески. Вдруг в этих рукопожатиях, кивках, похлопываниях по спине Фима уловил какой-то новый, чрезвычайно взволновавший его оттенок признания.

Услышал:

– Прости, Фимка, вчера ляпнул не подумав.

Кто-то схватил сзади за футболку. Димка Затулин.

Обнялись.

– Как это, Дима? Почему? Из-за часовни? Дима аж дёрнулся, будто в сотый раз пришлось отвечать на глупый вопрос:

– Да нет же! Давно всё было решено. Ещё до этих сборов.

– Как? Откуда знаешь?

Кто-то проходивший мимо толкнул их, они отступили в сторонку.

– Ты слушай. Вчера нас в тёмную посадили, часа полтора прошло, вдруг выпускают. Общее построение. Наших только на трассу вывезли, вал разравнивать повезли, и тут же развернули. Сам приехал, куратор.

– Шульга? Евгений Васильевич?

Дима кивнул, спросил:

– А ты где был?

– Как вас увезли, я ушёл. Да не важно. Дальше.

– Ну, построили, Евгений Васильевич выступил – мол, надежда нации, всяко-разно, – в общем, сказал, что Стяг решено временно закрыть. Сто раз повторил: временно. Просто сейчас так нужно, говорит, момент такой. Неблагоприятный. Вы, говорит, извините, что хотя бы до конца сборов не дождались. Его неожиданно на другую работу переместили. В общем, он не может это оставить в подвешенном состоянии, так сказал. Должен был сам.

– Что сам?

– Закрыть нас должен был сам. Чтобы, в общем, не оставлять. В подвешенном состоянии.

Подошли Женя Супрунов и Дёмин с Чичибабиным. Поздоровались. Дима продолжил:

– Когда Шульга это всё сказал, хай поднялся, конечно, – Дима ухмыльнулся. – Я думал, соратнички порвут нас прямо там на британский флаг. А он ничего и не слыхал про часовню. О чём это они, Тихомирова спрашивает, о какой часовне. А Тихий ему что-то на ухо. Видимо, «потом расскажу». Ну, и все всё поняли. Не бараны. Никто никуда и не докладывал, ясно? Это нас пугали. Чтобы, в общем, обстановку подготовить.

Фима обвёл взглядом ребят.