Домик в Армагеддоне

Оказалось, Надя придумала заклеить надпись на «Форде» декоративной плёнкой с рекламой компании, чему оба были несказанно рады. Крицын зачем-то показывал ей фотографии со стройки, и она углядела где-то эти большие красно-синие наклейки. Шеф Крицына милостиво разрешил. Успели сгонять на фирму, взяли наклейку, и она – какая удача! – отлично подошла размерами, как раз закроет всё слово, даже восклицательный знак спрячет.

Пока Крицын намывал «Форд», Фима с Надей стояли под балкончиком. Надя просматривала вчерашнюю съёмку на экране камеры, спросила:

– А ты почему из Стяга уехал?

– Сборы закончились.

– О, – удивилась Надя. – Как-то внезапно.

Как только Крицын домыл машину, они с Надей приступили к делу. Вынули из большой картонной тубы наклейку, стали примерять. Попросили его принести из гаража стремянку. Он принёс. Примерялись долго, репетировали, как будут наклеивать и разравнивать плёнку, когда снимут защитное покрытие. Спорили, как лучше: из центра или сверху вниз.

– Как обои нужно, – твердила Надя, и Фима подумал, что тот ремонт – в комнате с большим окном – проходил, наверное, с её участием.

Стоя под балконом, Фима отрешённо наблюдал за их работой – как взобравшийся на стремянку Крицын, вывалив мохнатое пузо из-под задравшейся сорочки, прижимал верхний край под самую крышу, как Надя, нервничая и повизгивая, сантиметр за сантиметром расправляла плёнку, вынимая из-под неё защитную клетчатую подложку.

Фима настолько увлёкся, что совсем забыл про человека в униформе, занятого той же по сути работой на высоте пятого примерно этажа.

Когда он взглянул в сторону вышки с рекламным экраном, там всё было закончено. Сероватое прямоугольное бельмо тупо таращилось на посёлок. В небе висели крупные нарядные облака. Никаких следов, никакого вам, господа, Армагеддона. Бытовая химия и клейкий цветастый пластик – всего-то. Будто и не было ничего. Как в песок. Тишь да гладь.

Закончили и Надя с Костей. Хлопнули в ладони, Надя, сдерживая радостный смех, постояла в позе Наполеона.

Подошла к Фиме с видеокамерой.

– Слушай, Фим, тут неважно видно. Посмотри. Темно, как я и боялась. Утром щит не сообразила заснять. С балкона надо было. Хороший был ракурс. Не будешь ругаться?

Даже не взглянул.

– Не надо ничего.

– То есть?

– И запись у себя там не надо выкладывать.

Она недоверчиво заглянула ему в лицо.

– Почему?

– Да ребячество всё это. Действительно. Взрослеть пора.

* * *

Ранним вечером они с Надей уезжали в Любореченск. Крицын подбросил их до автовокзала. Извинился, что не может в город отвезти: работа, нужно срочно в Зону – так он про Шанс-Бург говорил. Купил им билеты, сказал, что таким образом расплатиться хочет за Надину идею насчёт наклейки – сам бы он ни за что не додумался, а покраска влетела бы в копеечку.

Взяли кофе из автомата, пока ждали автобуса. Отойдя к киоску «Союзпечати», Надя снимала Фиму с Крицыным, усевшихся на перила мостка, переброшенного через небольшую речку-гадючку. Остро пахло тиной и выхлопными газами. Возле новенького автовокзала сновали пассажиры. Многие невольно задерживали взгляды на пёстрой Надиной голове.

– Ты не принимал бы всё так близко к сердцу, – сказал Костя. – Жизнь как жизнь. Нормальная. И люди вокруг… – Крицын повёл перед собой рукой, на людей, идущих по мосту, на размытые в автобусных окнах лица. – Маршем их в высокую духовность не загнать.

Фима вспомнил лицо Шульги в окне чёрного джипа.

– Я плюс истина, Костя, уже большинство.

– Красиво, да, – Крицын отпил кофе. – Опасная штука – красивые фразы. А всё же светлая кому-то мысль пришла, закрыть вас, пока не поздно. Ты не сердись. Знаю я всё. В «Комсомолке» прочитал. И Надя знает. Зря брехал, получается.

Диспетчер в который раз вызывала водителя «е326вк» к начальнику вокзала. Расфуфыренный дембель, по локти утопив руки в карманах, стоял возле кафе, пьяно улыбаясь в небо.

Надя подошла, уселась рядом с Фимой на перила, принялась просматривать то, что только что отсняла. Двое беседуют, сидя на мосту, уличный шум, обрывчатые реплики проходивших мимо.

– Про что кино, Надежда? – поинтересовался Костя. – Непонятное какое-то.

– А чего тут непонятного? – ответила она, не отрываясь от камеры. – Один хочет, чтобы все были немножко святые, другой боится, что и его заставят. Как-то так… – поглядела по очереди на одного, на другого. – Ой, я что-то не то сказала, да?

В автобусе Фима молчал всю дорогу. Надя сначала рассказывала ему про свою учёбу в университете, про суперлидерство на сайте, про какие-то замечательные отснятые ею кадры, потом тоже смолкла. В проходе возле них покачивалась-поскрипывала сложенная коляска, поставленная на бок. В конце салона шумели пьяные голоса:

– Да говорю тебе, звала!

– Ага, я с тобой уже связался тогда.

– Ну иттить же твою налево!