Домик в Коломне

Моей главой играй теперь:

Она в твоих когтях.

Но слушай, знай, безбожный:

Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!

Пей нашу кровь, живи, губя:

Ты все пигмей, пигмей ничтожный.

И час придет… и он уж недалек:

Падешь, тиран! Негодованье

Воспрянет наконец.

Разбудит утомленный рок.

Теперь иду… пора… ;

Я жду тебя “

Известно, что в России 14 декабря переворот не удался, а 22 мая 1826 года в письме к П.А.Вяземскому Пушкин запишет: "Как же ты можешь дивиться моему упрямству и приверженности к настоящему положению

Однако, «вечные странники революционной перестройки» преодолели столетие спустя «разрыв времени» и навязали русскому народу свое понимание общего хода вещей, количество крови народной было пролито много больше, чем 13 июля 1826г. Но в обоих вариантах гибли лучшие люди Отечества. В этих страшных катаклизмах истории России, повторившихся в течение столетия в отдельных ключевых моментах с точностью до одного года, "штурманы будущей бури, — эти современные Агасферы, одни остаются и по сей день «неуловимыми мстителями».

Долгие сорок лет я старательно обходил стороною «Пророка», а вот, спасибо «строгому историку» Гефтеру — примирил он меня, пятидесятилетнего, с чистой и легко ранимой душою мальчишки. И стало мне понятно, что душа то была цельная и по-детски искренняя, не принимающая жестокости даже во имя великой цели. Не приняла она жестокостей «шестикрылого пернатого» по отношению к любимому ею поэту:

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста мои

Вложил кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

,

Во грудь отверстую водвинул.

Представьте себе мальчишку, наделенного от природы богатым воображением, с душою легковерной и нежной. Он принимает этот рассказ буквально и ничего, кроме жалости к поэту, изуродованному столь садистской экзекуцией, испытывать не может. Аллегория! Образ! Символ! Оно, может, разуму и понятно, но… душа не принимает! Ибо, пока еще душа эта цельная, не разрушенная противоречиями действительности, весь окружающий мир воспринимает . Такая душа — своеобразный «щит Персея» — до поры до времени защищает сознание ребенка от разрушительного воздействия сомнения. В 1824г. в заметках о стихотворении «Демон» Пушкин напишет об этом с присущей ему точностью и опрятностью: "…я вижу в «Демоне» цель более нравственную. Не хотел ли поэт олицетворить сомнение? В лучшее время жизни сердце, не охлажденное опытом, . Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противоречия существенности рождают в нем сомнение, … Оно исчезает, уничтожив наши лучшие и … Недаром великий Гете называет вечного врага человечества — … И Пушкин не хотел ли в своем «Демоне» олицетворить сей дух отрицания или сомнения и начертать в печальное влияние его на нравственность нашего века?" (Ист.16, с.646-647).

В этих кратких, но очень содержательных заметках — ответ на зубовный скрежет Гефтера по поводу отказа Пушкина от «иудейского протагонизма» и скорой замены темы «Пророка» темой «Стансов». Да, противоречие суровой действительности: долгая, без всяких объяснений, опала и неожиданная милость нового императора породили в нем естественное сомнение — « куда ж нам плыть?» После аудиенции с Николаем I в минуту «духовной жажды» — сомнения. На «перепутье» появляется «шестикрылый серафим» (возможно, наугад перед сном открытая страница Библии на 6-й главе книги «Пророка Исайи») В результате — рождение «Пророка», который есть проявление "" сущность самого поэта, т.е. отказ от самого себя и одновременно согласие быть исполнителем чужой воли. Это чувство мучительно(отсюда столь кровожадные аллегории, коими наполнены книги библейских пророков), но, к счастью, , и, что особенно важно, это чувство , уничтожив только ему, Пушкину, присущие поэтические, но все-таки предрассудки души. И вот сомнения преодолены, отторгнут, и снова:

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни…

(«Стансы»)

В этом преодолении чувства мучительного, но непродолжительного(сомнения) — проявление цельности мировосприятия поэта, вечной молодости его доброго сердца, всегда доступного чувству прекрасного и неподвластного силам зла.

Здесь мы видим свидетельство борьбы сознания и подсознания гения Пушкина. На уровне сознания — понимание, кто есть Моисей, кто есть Иегова, и отсюда:

CрассказомМоисеянесоглашурассказамоего

Онвымысломхотелпленитьевреяи т.п…