Домик в Коломне

В процессе работы над «Домиком в Коломне» поэт, видимо, предполагал, что легкую шутовскую маску публика примет за подлинное содержание поэмы, и поэтому у него не было причины сердиться на публику, зато были причины молчать (Ист.9, с.452). Не пророк, а угадчик, он знал, что когда-нибудь «после» забавную публику сменит более серьезная, способная подняться до уровня его понимания. Новая публика оценит точность сделанного им прогноза развития России, а «неожиданная развязка» станет важнейшим политическим и литературным событием не только в нашей стране, но и во всем мире.

Подлинный художник готовится к созданию шедевра долго. Иногда на это уходят годы. Можно предположить, что первые мысли о повести, которая при поверхностном чтении казалась бы легкой, но глубиною содержания могла бы поспорить с шедеврами мировой литературы, возникли у Пушкина еще в 1828г. Такие предположения требуют доказательств. Их несколько. Первое существует в «Уединенном домике на Васильевском» (Ист.43, с.181-192). Несомненно, это первый вариант «Домика в Коломне», рассказанный Пушкиным на одном из вечеров у Карамзиных в 1828г., изложенный Павлом Ивановичем Титовым (1807-1892), отредактированный лично Пушкным и напечатанный в «Северных цветах» в 1829г. под псевдонимом Тит Космократов. Второе можно найти в письме к П.А. Вяземскому (конец декабря 1829г.). "Жуковский со смехом говорил, что говорят, будто бы ты пьяный был у дев…, и утверждает, что наша поездка к бабочке — Филимонову, Коломну, подала повод к этому упреку." В комментариях к этому письму сообщается, что шпионы донесли Бенкендорфу, будто Вяземский вместе с Пушкиным пробыл всю ночь в Коломне, в неприличном доме. На самом же деле они были у литератора Филимонова, который в письме назван бабочкой, вероятно потому, что с 1829г. он собирался издавать журнал «Бабочка». Далее в этом письме Пушкин насмехается над правительством, которое вынуждено заниматься делами, ему не свойственными: «Правительство не дама, не Princesse Moustache (княгиня Голицина: авт.): прюдничать ему не пристало» (Ист.7, с.184, с.490).

Знали бы чиновники Бенкендорфа, к какому результату может привести устанавливаемая ими слежка. В последней фразе письма — один из ключей к разгадке замысла поэмы: «Правительство не Дама». — Через два года «Дама» в «Домике в Коломне» станет «Вдовой». Годом раньше в своих заметках по поводу французского слова «prude» Пушкин дает следующие пояснения: «Слово это означает женщину, чрезмерно щекотливую в своих понятиях о чести (женской), — недотрогу. Таковое свойство предполагает нечистоту воображения, отвратительную в женщине, особенно молодой. Пожилой женщине и многого опасаться; но невинность есть лучшее украшение молодости. Во всяком случае, или смешно, или несносно» (Ист.2, с.22).

По ходу действия мы узнаем, что если вдова-правительство не в полной мере пользуется своим правом «знать много», если оно строит из себя недотрогу, т.е. «прюдничает», то конец ее печален — может и «шлепнуться». Вдова как символ правительства вообще и монархии в частности употребляется Пушкиным и в других произведениях, например, в «Медном всаднике». Однако, придав в 1833 г. этому образу большую определенность, Пушкин сразу же столкнулся с «пониманием» цензуры, что находит свое отражение в дневнике поэта (14 декабря 1833г.):

"… Мне возвращают Медный всадник с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшей цензурою; стихи:

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва,

Как перед новою царицей

— 

—" (Ист.2, с.543). Однако самое точное и краткое определение вдовы-правительства (в рассматриваемый период — монархии) есть в самом тексте поэмы:

Старушка (я стократ видал точь в точь

В картинах Рембрандта такие лица)

Носила чепчик и очки.

«Чепчик» и очки (розовые) — аппарат, сквозь который любое правительство смотрит на мир и с помощью которого управляет. «Легкую маску» мы обнаруживаем и здесь: Рембрандт действительно в своих картинах изображал не только лица вельможные, но и лица простых стариков и старух.

2. СТРАННЫЙ СОН ПОЭТА О «ТРЕХЭТАЖНОМ ДОМЕ».

Следующие три октавы повествования вызывают тревогу читателя.

Дня три тому, туда ходил я вместе

С одним знакомым, перед вечерком:

Лачужки этой нет уж там. На месте

Ее построен.

Я вспомнил о старушке, о невесте,

Бывало, тут сидевших под окном,

О той поре, когда я был моложе,

Я думал: живы ли оне? — И что же?

(Октава 24)

Мне стало грустно: на высокий дом

Глядел я косо. Если в эту пору

Пожар его бы охватил кругом,

То моему б озлобленному взору

Приятно было пламя.