– Я лишилась девственности со своим первым мужем, – говорит Соня. – И, несмотря на то что он знал, что и куда положено вставлять, доставить удовольствия не сумел ни разу. В первый была боль, во второй – неудобство и желание поскорее закончить ненужный процесс трения. Он научил меня делать минет, но это оказалось еще хуже и противнее обычного секса. Пульсирующий кажущийся отдельным живым существом член пугал меня до полусмерти, особенно в те моменты, когда проникал очень глубоко внутрь. Это уже потом, гораздо позже я ощутила, что оральный секс может доставлять удовольствие обоим партнерам, но сколько лет для этого понадобилось!
– Да, у меня примерно тоже самое. Для меня секс изначально был связан с насилием и страхом. Я научилась получать удовольствие с мужем, но оргазмов у меня не было, это казалось постыдным. Может, поэтому мы и расстались?
– Вот-вот, у каждого свои тараканы. Заметь, что изначально слово соитие вроде как обозначает со-идти, идти вместе, но в общем употреблении имеются слова трахаться и ебаться, сами органы и процесс описывается в матерном выражении, презрительно как факт грязный и постыдный. Отсюда и отношение. А грязь изначально не должна доставлять удовольствия, тем более женщине либо как существу чистому и непорочному, не имеющему права получать удовольствие от такой мерзости, либо как существу низшего порядка, удовлетворять потребности которого не стоит усилий.
– Знаешь, я бы хотела тантрического секса, спокойного, размеренного, с партнером, не думающим об обычном, контактном физическом наслаждении. Таком, чтобы можно было просто смотреть на обнаженное тело, линию губ, синюю жилку на запястье… Так же, как я смотрю на небо, на облетающее под порывами ветра осеннее дерево, оранжевую широкоскулую луну… Я наслаждаюсь тем, что они есть, и этого довольно. Мне кажется, тогда я смогла бы отпустить себя, не думать вообще ни о чем и получить наслаждение… А муж, мне всегда казалось, что ему нужно только само действо, простое, обыденное. Прелюдии, тантра – не для него. Зачем, когда все так просто? Мы не понимали друг друга, и я не могла объяснить, что мне нужно. Открыто говорить о таких вещах в нашей семье было не принято.
Моя подруга ставит передо мной тарелку с едой, собираясь ответить, но тут же внезапно вытягивается в струну, услышав звонок в дверь. Идет к ней, словно нехотя, распахивает, и тут я слышу радостный визг:
– Маринка!
– Знакомься, – ухмыляется Сонишна, – проталкивая вперед черноволосую девицу модельной внешности: – любовница моего мужа.
– Ни хрена себе, – отвечаю я. – Ну вы даете, девочки.
– Даем по первому требованию, – ржет Маринка, подергивая собольими бровями, и начинает выгружать бутылки с шампанским и коробочки со всякой снедью из объемистого пакета. – Вы тут только начали, я смотрю.
– Присоединяйся, все ведьмочки в сборе, – радостно приглашает Сонишна и достает из серванта еще один бокал.
Марина вызывает ощущение перченого, хорошо сдобренного приправами блюда, которое хочется распробовать и делать это долго, со вкусом. Она не наивная блондиночка-поблядушка, с которой можно обойтись скорым незамысловатым образом, спустив напряжение и помчавшись дальше. Очевидно, Марина чувствует мой интерес и поэтому сама постоянно взглядывает мимолетно – и тут же уводит взгляд в сторону. Сонишна усмехается. Постепенно неловкость первых минут уступает место непринужденному трепу, сдобренному несколькими бокалами спиртного. Мы перемещаемся в комнату и возлежим на ковре, подобно одалискам, разнежившимся от жары. Телефон моей подруги начинает вибрировать, и она выбегает на кухню, а через несколько минут возвращается с виноватым видом.
– Девчонки, мне надо отбежать буквально на пять минут к метро. Мама с дочкой завтра едут в деревню, а телефон забыли. Отнесу и сразу вернусь. Не уходите, а?
– Ладно, – отвечаем мы с Маринкой, – если как спринтер, то давай.
Сонишна исчезает, а мы продолжаем трепаться ни о чем. Маринка вооружается бутылкой и пытается налить мне в бокал шампанское, но промахивается, и оно белой пеной извергается на мою грудь и сарафан. Сижу мокрая и в недоумении.