Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Разумеется, раз Марксу удалось объяснить исторические процессы на основе науки, в Боге никакой необходимости нет. Вера в божество заставляет человека жить с ощущением унизительной зависимости. Словно опиум, религия вводит подсевших на неё людей в состояние сонной пассивности, мороча им головы фантазиями о провидении и загробной жизни. Ей прикрываются и во все времена прикрывались эксплуатирующие классы. Маркс, внук раввина и сын новообращённого лютеранина, отрицал как иудаизм, так и протестантизм, рассматривая их как «различные ступени развития человеческого духа, как различные змеиные кожи, которые сбрасывает с себя история, а самого человека – как змею, меняющую кожу» [898]. Изгнанный из Рейнской области и из нескольких европейских столиц за насмешки над набожностью Фридриха Вильгельма IV, он прибыл в Лондон, испытав на себе, для чего всевозможные деспоты используют религию. Она – вовсе не рупор угнетённых, а инструмент угнетения, использующийся, чтобы заглушить их протест. Христианство стремится изменить мир и даже заявляет, что ему это уже удалось; но это – всего лишь иллюзии, «эпифеномены», как именовал их Маркс, пузыри, возникающие на поверхности грандиозных потоков производства и обмена. Идеи и идеалы христианства не могут существовать независимо от породивших их материальных сил. Предполагать, что они могли повлиять на исторический процесс, – значит дремать в опиумном притоне. После того как Маркс призвал к пробуждению, не осталось никаких оправданий для этой пагубной наркотической зависимости. Вопросы морали и справедливости, которыми так долго было одержимо христианство, ныне отодвинуты в сторону: наука сделала их ненужными. О капитализме Маркс рассуждал, как человек, не обременённый моральными предрассудками. Его сочинения не пропитаны фимиамом эпифеноменов. В основе всех его оценок и прогнозов лежат наблюдаемые законы. «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» [899] Этот лозунг ясностью подобен научной формуле.

В действительности, конечно, с формулами он не имел ничего общего. Его происхождение было ясно каждому, кто читал Книгу Деяний святых апостолов. «И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» [900]. Не раз в истории христианства коммунизм ранней Церкви вдохновлял новых радикалов. Маркс, объявив вопросы морали и справедливости эпифеноменами, скрыл за сложным термином истинные корни своего восстания против капитализма. Как-то раз он пошутил, что без бороды «не может обойтись ни один пророк» [901]. Возможно, в этой шутке было больше правды, чем осознавал сам знаменитый бородач. Несмотря на все усилия, он не мог придерживаться бесстрастного тона. Его откровенное негодование по поводу судьбы несчастных ремесленников, лишившихся работы и оказавшихся на улице, маленьких детей, днём и ночью трудящихся на фабриках, жителей колоний, выбивающихся из сил, чтобы у буржуа в чае был сахар, наглядно демонстрировало, что он вовсе не перерос моральные суждения. Предложенный Марксом взгляд на мир подпитывался уверенностью, явного источника которой в созданной им экономической модели не обнаруживалось. Она проистекала из гораздо более глубоких недр. Раз за разом лавовый поток его возмущения прорывался сквозь твёрдую оболочку научного языка. Маркс называл себя материалистом, но его мировоззрение подозрительно напоминало взгляды Отцов Церкви: мир был для него полем битвы между грандиозными силами добра и зла. Коммунизм был для него «призраком» – грозным и могущественным духом. А ужасы капитализма не давали покоя Марксу так же, как Оригену – демоны: «Капитал – это мёртвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живёт тем полнее, чем больше живого труда он поглощает» [902]. Человек, освободившийся от эпифеноменов, не использует подобные выражения. Описывая свою модель классовой борьбы, Маркс употреблял такие слова, как «эксплуатация», «порабощение», «алчность». От холодных расчётов экономистов в них меньше, чем от гораздо более древнего языка библейских пророков, утверждавших, что им даровано Божественное откровение. Если Маркс и в самом деле предлагал своим последователям освобождение от христианской религии, то это освобождение подозрительно напоминало её корректировку.