Отто Дикс в окопах много думал о страданиях Христа. Он был воспитан в лютеранской вере и взял с собой во Францию Библию. За время службы он видел достаточно артиллерийских атак, чтобы их последствия начали напоминать ему вид Голгофы. Как художник он не мог не отметить сходство страшного зрелища гибели солдата на металлическом обломке с распятием. И всё же Дикс отказывался – до такой степени, что британские пропагандисты сочли бы это подтверждением всех своих опасений насчёт немецкого характера, – признать, что страдания Христа не были бесполезными. Он считал, что искать в них смысл – значит держаться за ценности раба. «Быть распятым, погрузиться в глубочайшую бездну жизни» – это уже награда. В 1914 г. Дикс добровольцем отправился на войну, чтобы познать границы жизни и смерти, понять, что чувствуешь, когда вонзаешь в живот противнику штык и поворачиваешь его в ране; когда на твоих глазах твой товарищ получает пулю в лоб; когда повсюду «голод, блохи и грязь» [909]
. Он верил: лишь благодаря такому опьяняющему опыту в человеке пробуждается сверхчеловек (Übermensch). Быть свободным – значит быть великим, а быть великим – значит быть ужасным. К этому убеждению Дикс пришёл вовсе не в результате чтения Библии. Стремление избавиться от рабского мировоззрения, упиваясь всеми качествами, подходящими для господина, представляло собой осознанный отказ от христианской морали со свойственным ей вниманием к слабым, бедным и угнетённым. Траншея посреди поля боя, страшнее которого история ещё не знала, казалась Диксу подходящей точкой обзора. Он считал, что наблюдает за крушением порядка, просуществовавшего девятнадцать веков. Помимо Библии, с собой у него была ещё одна книга. Изложенная в ней философия так его вдохновила, что в 1912 г., ещё во время учёбы в Дрездене, он вылепил из гипса бюст её автора в натуральную величину. Это была его первая скульптура и первая его работа, которую купила галерея. Критики, оценив обвисшие усы, мощную шею и суровый взгляд из-под густых бровей, признали: перед ними вылитый Фридрих Ницше.«Разве мы не слышим ещё шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах божественного тления? – и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили!» [910]
Близ Соммы, где всё живое превратилось в месиво из грязи, пепла и изуродованных тел, читавший эти строки солдат должен был дрожать от мысли о том, что жертвоприношение на самом деле ничего не искупает. Ницше написал их ещё в 1882 г. Он сочинил притчу о безумце, который в светлый полдень зажёг фонарь и побежал на рынок, где никто не поверил его словам о том, что Бог истёк кровью под ножами людей. Трудно было предположить, что из Ницше вырастет такой кощунник. Он был сыном лютеранского пастора, благочестивого провинциала, который назвал его в честь Фридриха Вильгельма IV. Не по годам развитый Фридрих стал профессором, когда ему было всего двадцать четыре; но всего через десять лет он отказался от этой должности и стал бедным, но благородным бродягой. В конце концов его настигло тяжёлое психическое расстройство. Последние одиннадцать лет Ницше провёл в психиатрических лечебницах. Когда в 1900 г. его жизнь наконец оборвалась, казалось, что он потратил её впустую: книги, которые он судорожно писал, пока не сошёл с ума, мало у кого вызывали интерес. Слава пришла к Ницше уже после смерти. К тому времени, как в 1914 г. Дикс отправился на войну, захватив с собой труды философа, вокруг его фигуры в Европе велись нешуточные споры. Одни называли его самым опасным мыслителем всех времён и народов, другие провозглашали пророком. Многим казалось, что правы и те и другие.