Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

В Беверли-Хиллз, однако, пуритане наведывались нечасто. Голливуд был Вавилоном. Деньги здесь делали, торгуя не ханжеством, а крутостью. В 1994 г. вышел фильм, ставший для Вайнштейна продюсерским прорывом, – «Криминальное чтиво», – рассказывающий о преступном мире Лос-Анджелеса. Этой зажигательно аморальной картине удалось из смеси секса и насилия сделать миллионы долларов. Намёки на ценности, которых придерживались святой Бернард и отцы-пилигримы, используются в ней с той же целью, что и кокаин, который время от времени нюхает жена местного криминального босса Мия Уоллес: чтобы оживить обстановку. «По-средневековому» в «Криминальном чтиве» поступают гангстеры с человеческими задницами, а Ветхий Завет перевирают громилы, начиняя свои жертвы свинцом. Один киллер, правда, начинает верить, что сам Бог спас его от смерти, но все остальные персонажи относятся к его духовному пробуждению с недоумением. Грабителя-англичанина киллер, направив ему в голову пистолет, спрашивает: «Ринго, ты читаешь Библию?» [1029] В ответ звучат слова, которые могли бы сказать про себя большинство из тех, в чьих руках находится американская индустрия развлечений: «Нечасто, нет».

Наркотики, жестокость, деньги – «Криминальное чтиво» превратило человеческую страсть к этим вещам в развлечение, вызывающее всплеск адреналина. Стремление к удовольствиям ограничивается лишь страхом перед насилием, лишь оно вынуждает героев умерить свои аппетиты. Именно это и возбуждало зрителей. Крутость «Криминального чтива» заключалась прежде всего в нарушении табу. Америку сформировала традиция, двести лет стремившаяся поставить вожделение под контроль. На потребности пола христиане во все времена смотрели с особым подозрением и тревогой. Со времён Павла предпринимались грандиозные попытки направить их потоки в единое русло. Но в воздвигнутых на их пути дамбах и плотинах со временем возникало всё больше и больше протечек. Некоторые секции обрушились целиком, другие поглотила поднявшаяся вода. Самоограничение стали считать подавлением, а призывы к воздержанию – лицемерием. Положение осложнялось тем, что церковные лидеры оказались в центре внимания безжалостных СМИ, регулярно уличавших пастырей в тех самых грехах, от которых они предостерегали верующих. Десятилетиями католических священников обвиняли в том, что они совращают малолетних, а католических иерархов – в том, что они покрывают таких преступников; по авторитету Католической церкви в США был нанесён страшный удар. А протестантскому проповеднику достаточно было выступить по телевидению с критикой половой распущенности, чтобы его тут же застукали с любовницей или арестовали прямо в общественной уборной. Но, конечно, в неспособности священников и пасторов жить в соответствии с собственными наставлениями ничего нового не было. «Ведь все мы по природе склонны к лицемерию» [1030]. Это признавал ещё Кальвин. Плоть всегда была слаба. Перемены, происходившие с поразительной быстротой, состояли в том, что люди переставали относиться к строгим христианским идеалам даже как к идеалам.

В том, что желания плоти естественны, значит – хороши, а приход христианства стал дуновением серости на мир [1031], с давних пор были убеждены разнообразные свободомыслящие аристократы. Как сказал маркиз де Сад: «Наши повседневные привычки, наши религиозные воззрения, манеры и обычаи могут и должны обманывать нас, а голос Природы никогда не собьёт нас с пути истинного» [1032]. В 1960-е гг. это стало манифестом миллионов. «Лето любви» было праздником не только духа, но и тела. Хиппи призывали: «Занимайтесь любовью, а не войной!» Многим казалось, что, вплетая в волосы цветы, они отрекаются от двух тысяч лет невроза и ненависти людей к себе самим. Желания, естественные для всех мужчин и женщин, наконец-то вышли из-под внешнего контроля, вырвались на свободу. Движения фаллоса в светлом чреве земли вновь принялись восхвалять как нечто крайне ценное, как «победу „да“ и любви» [1033]. Музыкальный журналист из Сан-Франциско в 1967 г. назвал Америку стоячим болотом, неожиданно оживлённым мерцанием божества. Ральф Глисон, основатель «Роллинг стоун» – самого успешного из журналов, вдохновлённых контркультурой шестидесятых, сравнивал воцарившийся в Америке дух сексуальной свободы с тем, что господствовал в античной Греции. Он объявил, что общество «сильно взбудоражено дионисийскими потоками» [1034]. Древние боги вернулись.