Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Казалось, что для того, чтобы процветали христианские идеи, не нужны даже настоящие христиане. Была ли это иллюзия – или представление о власти жертвы над теми, кто её мучил, переживёт породивший его миф? Лишь время покажет. Так или иначе можно предположить, что упадок христианской веры не обязательно влечёт за собой упадок христианских ценностей. Напротив, даже в Европе, на континенте, где прихожан в церквях осталось гораздо меньше, чем в США, элементы христианства по-прежнему пронизывают мораль и мировоззрение людей. Влияние их столь сильно, что многие его даже не замечают. Эти элементы, словно пылинки – столь крохотные, что различить их невооружённым глазом невозможно, – вдыхают все: верующие, атеисты и те, кто никогда не находил времени на размышления о религии.

Если бы было иначе, никто никогда бы не «пробудился».

Немощное мира

Во время работы над этой книгой я часто думал о своей крёстной. Дебора Джиллингем умерла в 2009 г., но я очень сильно её любил и провёл с ней всё детство, поэтому мои воспоминания о ней ничуть не поблёкли. Может показаться, что эгоистично заканчивать словами об этом книгу, посвящённую событиям нескольких тысячелетий, но рассказанная в ней история – история о том, как христианство изменило мир, – никогда не произошла бы, если бы не такие люди, как моя тётя Деб. Она была глубоко верующей англиканкой и к обязанностям крёстной матери относилась крайне серьёзно. В день моего крещения она поклялась, что вырастит меня в христианской вере и жизни, и сделала всё возможное, чтобы исполнить эту клятву. Она не давала мне забыть, что Пасха – это нечто гораздо большее, чем кролики и шоколадные яйца, которыми она каждый год щедро меня одаривала. Она купила мне мою первую детскую Библию, в которой меня привлекли яркие иллюстрации, изображавшие фараонов и центурионов. Она знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такие картинки – лучший способ меня увлечь. Но важнее всего было то, что своей неизменной добротой она демонстрировала мне, в чём заключается для искренних христиан повседневное исповедание веры. В те годы, конечно, я не рассуждал о ней в таких терминах. Она была просто моей тётей Деб. Но с годами, всё больше и больше узнавая о грандиозной истории христианства, о Крестовых походах, об инквизиции, о религиозных войнах, о римских папах с жирными пальцами, украшенными драгоценными кольцами, и о пуританах с суровыми и хмурыми лицами, обо всех потрясениях, которые принесло в мир христианство, я всё чаще думал о том, что и она – часть этой истории. А следовательно, и я – её часть.

Работая над этой книгой, я старался писать настолько объективно, насколько это возможно. Но когда речь идёт о такой теме, как христианство, быть объективным – не значит быть нейтральным. Конечно, я претендую на то, чтобы дать справедливую оценку как достижениям, так и преступлениям христианской цивилизации, но, поставив себе такую цель, я не вышел за пределы христианской морали, а – как непременно заметил бы Ницше – признал, что я сам придерживаюсь её. В его знаменитой притче под людьми, продолжающими поклоняться тени Бога, имеются в виду не только прихожане церквей. В их число входят все, кто находится под влиянием христианской морали, – даже те, кто с гордостью причисляют себя к убийцам Бога. Рассуждая о влиянии христианства на мир, приходится говорить о создании и падении империй, о епископах и королях, о богословских спорах, о революциях и о воздвижении крестов по всему свету. Особенно много приходится говорить о деяниях мужчин. Но это, разумеется, только часть великой истории. Я немало писал о церквях, о монастырях, об университетах; но вовсе не в них формировалась большая часть христиан. Революционное учение, две тысячи лет воспринимавшееся как нечто само собой разумеющееся – до такой степени, что некоторые путали его с человеческой природой, – дети чаще всего впитывали у себя дома, в кругу семьи. Христианская революция творилась прежде всего на коленях у женщин.