Dominus bonus, или Последняя ночь Шехерезады

Он молча ушел на кухню готовить завтрак.

"Так вот она - любовь ангелов, - подумала я. - Такая недолговечная и такая обманчивая. Они все еще говорят, что любят нас, но их взор уже холоден, они все еще принимают наши дары, но уже отталкивают от себя самые ценные из них".

Уткнувшись лицом в подушку, я заплакала от тоски и одиночества. Я и не заметила, как Андреас снова приблизился к кровати и стоял теперь надо мной, покручивая в руке ремень, который он все-таки вынул из брюк.

- Ну что ж, - сказал мой ангел. - Если ты так непременно хочешь... Но, надеюсь, у тебя потом надолго пропадет желание...

Он ударил меня с размаху всего три или четыре раза, потом вдруг сам отбросил ремень в сторону и, опустившись на корточки перед кроватью, заключил меня в объятия. Только после этого я опомнилась от боли и испуга и зарыдала, склонив голову ему на плечо.

- Как ты могла мне такое позволить, глупенькая? - упрекал он меня. Такие игры, как видишь, далеко небезобидны. Я уже не говорю о том, что они унижают человеческое достоинство - не только твое, но и мое. Ведь я, если честно, не имею ни малейшего желания превращаться в животное. Ладно, - он попытался вытереть мне слезы, - пойдем завтракать и забудем все поскорее.

- Постой, - проговорила я, удерживая его за рукав, - сделай это, пожалуйста, еще раз...

Но Андреас больше ничего не сделал и во все время завтрака молчал, недовольно поглядывая на меня. Впервые я была разочарована моим ангелом. Разве он не понимает, что "человеческое достоинство" не играет в любви абсолютно никакой роли? "Достоинство" - какое страшное, суровое слово, от него даже издали веет холодом. А человеку хочется заботы, света и тепла, даже если это тепло исходит от огня, обжигающего его руку.

Однако прошло еще немного времени и тепло, которое дарил мне Андреас стало ослабевать все очевиднее. Я не чувствовала в нем прежней страсти. Раньше Андреас накидывался на меня с дикой жадностью золотоискателя, наткнувшегося после долгих месяцев изнурительных работ на желанное сокровище. Теперь он обходился со мной с осторожностью продавца ювелирного магазина, который время от времени достает из-под стекла какую-нибудь драгоценную брошь, чтобы, полюбовавшись на редкий объект, снова положить его на место.

Вскоре я поняла, что мой ангел закончил свою миссию возле меня. Он должен был лететь дальше, а мне предстояло справляться с жизнью без него. Но разве я могла на что-либо роптать? На свете мало ангелов, намного меньше, чем людей. Мне и так повезло, что один из них снизошел до меня и почти пять месяцев благосклонно принимал дары моей любви. Было бы чистейшей неблагодарностью и богохульством пытаться приобрести бессрочное право на его милости. К тому же, меня утешало, что я и на расстоянии смогу пользоваться магическим покровительством моего ангела, который уж как-нибудь повлияет на высшую силу и добьется того, что в моей жизни теперь всегда все будет хорошо - в этом не было никаких сомнений.

В один прекрасный вечер, когда Андреас был на работе в ресторане, я собрала вещи и ушла назад в общежитие. Он ни разу не попытался отыскать меня там: стало быть, я правильно разгадала его волю.

В последний раз я видела Андреаса перед самым отъездом, на концерте в Домском Соборе, где снова выступал их хор. Мой ангел был все так же прекрасен и пел, пожалуй, даже вдохновеннее, чем прежде. Мне с трудом верилось, что он не понимает ни слова в молитвах, так искренне льющихся из его уст. Впрочем, разве обязаны ангелы что-то понимать? Невидимая нить и так прочно связывает их с Богом, знают они о том или нет... Я не хотела, чтобы он меня заметил, и потому покинула собор прежде, чем концерт закончился.

Как и следовало ожидать, мой последний месяц в Германии прошел как нельзя лучше: я успешно сдала экзамен по латыне, Господин Петерс поставил мне отличную оценку за работу про ангелов, и вообще - назад в Россию я вернулась в самом замечательном настроении.

А дома меня ждал еще один сюрприз, доказывающий, что Андреас серьезно постарался там, наверху, склоняя высшую силу в мою пользу. Едва я переступила порог моей комнаты и распахнула окно, чтобы впустить в помещение свежий воздух, как маленький попугайчик, бойко работая пестрыми крылышками, стремительно влетел внутрь. И прежде чем я успела сообразить, что произошло, он приблизился к клетке, которая после исчезновения моего попугайчика пустовала в углу, и, будто это было для него чем-то совершенно естественным, запорхнул внутрь через остававшуюся уже десять лет открытой настежь дверцу. Просвистев что-то до крайности веселое, птичка начала кувыркаться на одном из подвешенных внутри резиновых колечек. Да, конечно, это был мой собственный попугайчик, который каким-то чудом вернулся теперь ко мне в целости и сохранности после долгой-долгой разлуки!

- Никуда ты больше не улетишь, - нежно сказала я ему, закрывая дверцу клетки.