Домой приведет тебя дьявол

Как и прежде, наши фары впереди высветили перемолотую колесами землю. Чрево земли встречало нас молчанием и бесконечной чернотой. Удары по днищу звучали громче, чем прежде. Колеса меньших размеров и старые амортизаторы означали, что земля ближе к нам, чем когда мы ехали в пикапе. В то же время я предпочитал эту машину – в ней не было тела живого мертвеца в багажнике.

Туннель перед нами разверз, как угрозу, свою пасть. Мы знали, что существа, с которыми мы столкнулись здесь, никуда не делись, но делали вид, что если не называть их по имени, то это все равно как если бы их не существовало. Вам дана свобода справляться с горечью и болью, как ваша душа пожелает. Забудьте о них на какое-то время, и все будет в порядке на время продолжения вашей амнезии. Но они всегда возвращаются. Ко мне они пришли местью, события двух последних дней действовали на мои боли, как солнечные лучи, пропущенные через увеличительное стекло.

Отсутствие могло временно заполняться чем угодно, что может привлечь ваше внимание и на какое-то время задержать его. Это «чем угодно» на короткое время стало паллиативом, который позволяет вам временно забыть о вашей боли. Однако вы настолько привыкаете к маскировщику вашей боли, что приходите к такому же вашему затраханному состоянию, каким оно было до того, как это отвлечение в такой степени запутало ваш радар, что вы смогли переместить ваше внимание на эту фикцию.

По мере нашего продвижения по туннелю с неработающим радио под странный скрежет покрышек по земле под ними трещины в моем сердце, мои священные раны начинали пульсировать. Я тосковал по Аните. Тосковал по Мелисе. Возвращение домой всегда означало возвращение к моей детке и женщине, которую я люблю, но теперь возвращение домой означало возвращение в пустоту.

Истинное наслаждение – не хотеть ничего. Да, конечно, некоторые вещи приносят радость, когда мы ими занимаемся, но мы нередко принимаем то, что имеем, как должное, а иногда того, что мы имеем, нам вполне хватает. Смех вашего ребенка, например, есть нечто такое, чего не может испортить никакая нищета. Теперь у меня были деньги, много денег, но я не буду на них покупать игрушки Аните.

«Посмотри на эту лодку, папа!»

Долбаная эта лодка. Ее дешевый пластик сделал Аниту такой счастливой.

– Что ты собираешься делать со своими деньгами?

Этот вопрос сорвался с моего языка, прежде чем я понял, что задаю его. Разговор был спасением, компенсаторным механизмом, который позволял мне изгнать из головы прекрасную улыбку Аниты и ее яркие карие глаза.

– Я тебе говорил: уеду на север. Может быть, в Орегон. Там у них есть места на берегу, где вода холодная, а из океана торчат огромные скалы. Я видел фотки. Хочу взять в аренду хороший домик, а потом вызвать к себе мать. Я хочу, чтобы она прожила остаток жизни в покое, ты меня понимаешь. Она это заслужила.

– В аренду? А почему не купить? Деньги у тебя есть.

Хуанка на секунду повернул голову в мою сторону. Сморщил гримасу.

– Ты это серьезно?

Я не знал, что ему сказать.

– Посмотри на меня, чувак. Я никогда не пойду ни в какой гребаный банк и не куплю дом. Этого не будет. Ты не должен покупать себе дома. Аренда. Может, найдешь себе какую халтуру. Найди черного юриста, который сможет дать тебе липовые бумаги, в которых будет сказано, что кто-то там помер, а тебе оставил немного бабок. Я не знаю, где ты жил, чувак, но твоя смуглая кожа и твой акцент – сущий геморрой для людей. Я знаю, твоя матушка была гражданка, так что бумаги у тебя есть. Ты можешь принести этим херам с бугра вагон бумаг с печатями, но для расиста всему этому ноль цена, ты меня понимаешь. Смуглокожий чувак с сотней тысяч долларов в кармане и в шикарном костюме от дизайнера стоит всего треть того, что стоит для них белый с двадцаткой в бумажнике и дырявых джинсах.

Самое странное в словах Хуанки было то, что его речь ощущалась как атака. Моя первая реакция была согласиться, сказать ему, что полностью на его стороне. Я хотел сказать ему, что мне много раз отказывали в работе, для которой у меня была достаточная квалификация, что меня увольняли по надуманным основаниям, увольняли люди гораздо глупее меня. И ни один из тех, кто меня увольнял, не был билингвом. Но я держал рот на замке, потому что монстр расизма имеет много голов, и нас нередко кусают разные головы. А еще я промолчал, потому что он был прав.

Каждый раз проезжая мимо одной из дыр в стене туннеля, я чувствовал, как по моему позвоночнику пробегает мелкая дрожь. Мой мозг кормил меня сценариями, которые я не хотел знать. Наша машина ломается, и эти твари начинают вылезать из своих дыр. Целая банда этих тварей останавливает машину камнями, мы стреляем в них, пока не заканчиваются патроны.

Наконец впереди появилась платформа. Ни один из сценариев, существовавших в моей голове, не материализовался. Может быть, Богу и в самом деле время от времени удавалось подбрасывать нам кость, как он это сделал с Брайаном в пустыне. Да, я его убил с божьей помощью. И теперь я владелец трех кирпичей.

Когда мы оказались в гараже, Хуанка улыбнулся.