Домой приведет тебя дьявол

– Тут всего одна ванная. Не устраивайте там помойку, а то моя amá будет сердиться. No se orinen en el pinche piso[275]. Душ принимайте по очереди. Я принесу всякую хрень, чтобы вы могли раздвинуть диван и лечь. Предлагаю вам отдохнуть.

– Ты думаешь, я смогу уснуть после всего того говна, что мы видели?

Брайан всегда был кем-то типа шутника. Он был нариком, тут вопросов нет, но нариком с мозгами. А, кроме того, лед всегда добавлял ему неконтролируемой энергии. Все это исчезло теперь, заместилось страхом и странной позицией. Он хотел получить деньги, только не знал, на какой уровень говноедства при этом подписался, и это выносило ему мозги. Глаза у него впали, и он казался еще бледнее, чем этим утром. Пот, покрывавший его лоб, имел ту же природу, что и его голод, и его усталость служила постоянным напоминанием о тех химических войнах, что бушевали внутри него.

– Ну, тогда идеально. Прими душ. Этот пот от завязки – хрень жуткая. Если хочешь, могу тебе дать «Аддералла»[276]. С этим я тебе могу помочь. Я тебе говорил: нам нужно, чтобы ты был начеку. Мы даже можем дать тебе чуток льда, если тебе нужно. Что угодно, только чтобы не просрать дело.

– Я все время чувствую такую жуткую усталость. Я в последний раз курил метамфетамин… бля, это же было еще до того, как мы отъехали от моего дома. Усталость меня стала одолевать часа через два. А теперь еще хуже. У меня внутри словно завелось какое-то ебаное черное облако, и оно наполнено голосами, которые каждую секунду напоминают мне обо всех плохих решениях, что я принимал в жизни, а потом они мне советуют самоубиться. И такого чувства голода я никогда не испытывал.

– Тогда все нормально, старина. Luego te va a doler la panza, güey. Te van a dar como calambres[277].

Брайан посмотрел на меня. Он казался потерянным. Panza, calambres[278]. Ему требовался перевод.

– Судороги, – сказал я.

– Да, судороги, – повторил за мной Хуанка. – «Аддералл» от всего этого хорошо помогает. К утру проснешься со свежей головой. Я тебе попозже принесу таблетки. А теперь прими уже на хер душ. От тебя запах, как от собаки, которая поспала на дожде.

Брайан кивнул, накинул на плечо полотенце, взял свой рюкзак и направился в ванную.

Хуанка пошел на кухню. А я сел на диван и вытащил телефон, чтобы еще раз посмотреть последние изменения в фотографиях профиля Мелисы. Там появился новый текст, который напомнил мне, что моя боль имеет ценник, и бо́льшая часть этой цены мною еще не выплачена. Я проигнорировал это и перешел в мой альбом фотографий.

Просмотр фотографий в моем альбоме – занятие слишком мучительное, но, увидев лицо Мелисы, я испытал странную смесь чувств: вины и надежды.

Из ванной донесся звук включенного душа.

Ничего не изменилось. Мелиса не запостила ничего нового. И я понял, что вообще-то я не ждал ее поста, а просто продолжал проверки, потому что это давало возможность увидеть ее лицо. Мне не хватало Мелисы. Очень не хватало. Моя вина превратилась в камень, который постоянно лежал на моей груди, а когда я думал о ней, становился еще тяжелее. То, что я сделал, превращало меня в человека, недостойного прощения, недостойного любви, самого важного человека в моей жизни. От этих мыслей дыхание у меня затруднялось. А еще вызывало желание отдубасить себя за то, что был таким гребаным идиотом.

Вернулся Хуанка, сел рядом со мной. Я хотел думать о чем-нибудь другом. Ко мне вернулись звуки, доносившиеся до нас из кузова пикапа в туннеле.

– Я хочу знать, почему, пока мы говорим, в кузове пикапа лежит выпотрошенный труп. Что мы собираемся с ним делать?

– Podemos hablar de eso luego, Mario, pero ahora necesito hablarte de otra cosa, – сказал Хуанка. – Yo sе́ que estás solo y te sientes como la mierda, pero todo hombre debe tener el derecho a decider si vive o muere si no ha hecho nada que amerite la muerte[279].

Он говорил быстро, его глаза впились в мои зрачки. Я понятия не имел, что у него на уме. Он глубоко вздохнул, его глаза по-прежнему не отрывались от моих.

– Brian me dijo que te va a meter una bala en la cabeza mañana por la noche despuе́s de que terminemos el trabajo[280].

Его голос плясал у меня в голове – в нем слышалось и обещание смерти, и дух выпотрошенной дружбы, и жало предательства.

– Ты правда думаешь, что Брайан хочет меня убить? Мне кажется, он сейчас скорее выстрелит в голову себе. Прекрати эти интеллектуальные игры, чувак, нам нужно сосредоточиться на завтрашнем дне. – При нормальных обстоятельствах я бы подобрал более сильные слова, но я никак не мог избавиться от тех сцен, что видел в течение дня. Хуанка был начисто больной мозготрах. И в его играх я не хотел участвовать.

Хуанка посмотрел на дверь ванной, потом снова на меня и рассмеялся.

– El hijo de la chingada[281] может даже попытаться убить и меня. Люди сходят, на хер, с ума, когда деньги лежат на столе, ты меня понимаешь.

Он провел руками по бедрам и вздохнул.

– Así es todo en la vida[282].