После ужина горячо спорил с матерью о религии — защищал вероучение, в котором родился.
<…> Епископ Чичестерский проповедовал в присутствии государя, проповедь получилась напыщенной и льстивой, что мне не понравилось: духовенству вмешиваться в государственные дела не должно.
В Вестминстерское аббатство, где доктора Фруена переводили в архиепископскую епархию Йорка. Здесь, в часовне короля Генриха VII, лицезрел епископов Винчестерского, Бангорского, Рочестерского, Батского, Уэллского и Солсберского — все в пышном одеянии. Но вот они вышли на улицу, и люди, в большинстве своем, воззрились на них так, словно это были какие-то неведомые существа; мало у кого в глазах читались любовь и почитание.
С сэром Уильямом Баттеном — в церковь, на нашу новую галерею (впервые открывшуюся и еще не достроенную)
[40]; вслед за нами — сэр У. Пенн, мистер Дэвис и его старший сын. Поскольку женщин в тот день не было, разместились на передней скамье, а за нами — наши слуги; надеюсь, впрочем, так будет не всегда: не пристало нашим слугам сидеть рядом с нами, будто с равными.В экипаже из Чатема — в церковь в Гринвиче; хорошая проповедь, отличная церковь и великое множество красивых женщин.
За обедом очень весело. Отчасти потому, что миссис Тернер и ее компания на протяжении всего поста не съели ни кусочка мяса; я же наелся мясом до отвала, отчего у них слюнки текли.
В церковь. Перед проповедью, покуда пели длинный псалом, а потом половину следующего, церковный староста собрал то, что ему задолжали прихожане за прошлый год. (Я дал 3 шиллинга, а на прошлой неделе еще 2 — служке, дабы знать, сколько давать на следующий год, если Господу угодно будет, чтобы я жил так долго); забавно, однако, что служка поет 116-й псалом под мелодию 25-го, который спел только что. Очень смешно.
С утра — в Уайтхолл, в часовню, где, благодаря мистеру Благрейву, занял место на его скамье и слушал проповедь доктора Крейтона, великого шотландца, который, в присутствии государя, герцога и герцогини, привел слова Михея: «…изгладит беззакония наши»
[41]. Он прочел по этому поводу весьма умную проповедь, при этом с рвением презабавным; ничего смешнее я в жизни своей не слыхивал. Долго рассуждал о том, что в пост муж не должен возлечь с женой своей, что это было бы не меньшим грехом, чем в другое время оказаться в постели с чужой женой.Утром в церковь, а оттуда домой, предоставив обоим сэрам У-мам (сэру Уильяму Баттену и сэру Уильяму Пенну. —
В Саутгемптоне на борту стоящей на якоре «Ласточки» слушал проповедь нашего морского капеллана. Грустно: нес вздор, да еще на дурной латыни — зато вознес молитву Господу во здравие достопочтенных господ офицеров.
Заявился мистер Миллз, пастор; у меня он гость не частый, зато к другим наведывается чуть ли не каждый день; знает, бестия, где вкусно кормят и поят — у сэра У. Баттена.
Мне хотелось послушать последнюю проповедь доктора Бейтса, и я направился в церковь Святого Дунстана, которая из-за раннего часа (еще не пробило семи) была на замке; ушел и с час гулял в саду Темпля. В восемь вернулся и вместе с остальными зашел с черного хода; когда двери открылись, церковь была уже наполовину полна. Взошел на галерею рядом с кафедрой и слышал все очень хорошо. Выбрал он «Бог же мира»
[42], последнюю главу «Евреев», 20-й стих, и прочел превосходную проповедь, в которой было очень мало размышлений о дне сегодняшнем. Порадовала меня не только проповедь, но и прелестное женское личико — эту даму я не раз видел прогуливавшейся в Грейз-Инн. После обеда — вновь к Святому Дунстану; когда я пришел (ровно в час дня), церковь была уже забита до отказа, я вновь поднялся на галерею, но на этот раз всю проповедь простоял в толпе и вспотел чудовищно. <…>Только и разговоров о том, что некоторые фанатики уверяют, будто близится конец света и будто настанет он в ближайший вторник, — отчего, когда бы он там ни наступил, Господь милосердный, спаси нас всех.
Поехал к брату, где какой-то человек молился перед едой так долго, как будто возносил молитву в церкви. Думаю, он большой хитрец, однако по просьбе брата дал ему крону, ибо человек он нуждающийся. <…>
Засим в церковь, где проспал всю проповедь под гнусный голос шотландца, заунывно вещавшего с кафедры.