Николас свернул несколько раз подряд – коридор теперь круто пошел вниз, завился змеей и выплюнул его к толстой бревенчатой двери. Замочной скважины на ней не было. Николас нахмурился. Но скоро морщины на его лбу разгладились. У двери, опираясь на двуручный меч, похрапывал тучный ратник. Николас прищелкнул пальцам и усмехнулся при мысли о том, что его придется разбудить. Он запустил руку в волосы у себя на затылке, поискал и выдернул. Затем, встав к ратнику вплотную, хлопнул его по плечу. Тот негромко гаркнул, со свистом подбирая нитку слюны из распяленного рта. В то же мгновение волос воткнулся ему в мочку уха. В открывшихся глазах лакнийца промелькнул осмысленный испуг – мелькнул и исчез, сменившись молочной поволокой. Ратник вздрогнул всем телом.
И перестал быть собой.
– Потуши, – приказал Крат.
– Темно ж будет… – недовольно ответили ему, но приказа не ослушались.
Сальная коптилка, давно спалившая в квадратной комнате все, чем можно дышать, зашипев, погасла. Четверо ратников остались в темноте. Как-то сами собой прекратились ленивые разговоры, четверо расселись по углам, замолчали, думая каждый о своем. А, впрочем, мысли их, всех четверых, удивительным образом сходились. Каждый думал о родной Лакнии, о суровых ее скалах, что, словно древние великаны с угрюмыми лицами, присели когда-то передохнуть, да так и замерли навеки; о прозрачных озерах, на глубине которых бьют источники, делающие воду такой холодной, что и в жаркий летний день мерзнут ступни, прижатые к днищу берестяной лодчонки, зато озерная рыба необыкновенно жирна и нежна, но есть ее нужно немедленно, чуть подсолив, а то растает на солнце… О бескрайних лесах, где в хорошие времена – еще до прихода нечестивого графа – зверя и птицы было столько, что лисиц ловили за хвост, зайцев – за длинные уши, а белок снимали с ветвей рукой…
В дверь постучали. Два раза быстро и трижды – с расстановкой, сильно.
– Кто это там? – проворчал Крат.
– Толстяк Бруш, должно быть, – долетел ответ из темноты.
– Чего ему понадобилось?..
Спотыкаясь и лязгая на ходу огнивом, Крат прошел к двери, приложил ухо к едва заметно щели меж дверью и косяком.
– Чего тебе, боров?! – рявкнул он сквозь бревна.
– Герлемон… – слабо и неуверенно раздалось с той стороны двери.
– Соскучился, что ли? – почесал в затылке Крат.
– Условное слово сказал, – проговорил кто-то из ратников. – Полагается открыть.
– Открою, – пообещал Крат, – открою и тресну ему по шее, чтобы не беспокоил зазря.
Он навалился на засов. Дверь распахнулась, но Толстяка Бруша караульные не увидели.
Темноту рассек стальной взмах. Четверо слепо затолкались, мешая друг другу, не видя ничего, кроме белой молнии, заметавшейся меж стен квадратной комнаты, с равной легкостью кромсающей душное темное пространство и живые тела.
Отирая лезвие меча о рукав куртки, Николас вышел на лестницу. Через несколько ступеней он погрузился во тьму.
Тьма не мешала ему. Напротив, освежала, придавая сил. И уже на середине подъема он ощутил чье-то присутствие рядом. А потом и увидел.
Янаса Топорика.
Мальчик стоял, прижавшись к стене, мучительно кривя лицо, и смотрел… Смотрел прямо на него, на Николаса.
«Он ведь не может меня видеть!» – не сразу догадался Николас.
Янас коротко и прерывисто вздохнул. Неожиданно быстро выхватил из-за пояса топорик. Тот самый топорик. Николас почувствовал глубокий укол настоящего страха, когда увидел оружие в руках мальчика.
«Он меня не видит. Не может видеть. Он беззащитен. Сейчас. Но он ждет меня. Он ждет меня, чтобы убить. И кто знает, как он поступит, когда ему выпадет шанс. Он человек, и он сражается за свою жизнь и за жизнь своего народа. Ему некуда отступать. И мне некуда. Он знает все. И я – знаю… А сейчас достаточно просто толкнуть. Нет. Даже толкать не придется. Испугать его. Крикнуть. Зашуметь. Он вздрогнет, и… Вон – сапог его каблуком завис над пропастью, которая так глубока, что даже я не могу увидеть дна. Какие узкие здесь ступени…»
«Но он спас тебе жизнь! Он вытащил тебя из мутного болотного небытия! Если бы вы не встретились, тебя бы не было здесь… Ты бы умер в дикой Халии. Или еще раньше – по дороге из Верпена… Значит, высшим силам было угодно, чтобы ваши пути пересеклись».
«Тогда почему стало так, что его смерть в моих руках, а моя – в его? Катлина! Она ждет меня там, в Потемье! Сбудется, прямо сейчас сбудется то, о чем я мечтал всю жизнь, и то, о чем я даже мечтать не мог…»
«Только не такой ценой. Да, моя душа отравлена
Николас отступил назад, примерился и рванул вперед. Через три шага он сильно подбросил тело в воздух – у него дух захватило, когда он пролетал над черной дырой бездны – и опустился на лестничный виток гораздо выше затаившегося в темноте мальчика.
И услышал облегченный выдох. Да, он, Янас, тоже его чувствовал.