Игорь Ольгович съехался с братом Святославом Ольговичем, племянником Святославом Всеволодовичем, Оулебом тысяцким, Иваном Воитишичем и, сказав: «Как бог рассудит», — распустил их по полкам.
Как только Оулеб и Иван Воитишич приехали к полкам, тотчас повергли стяги и кинулись к «жидовьскымъ воротамъ».
Сражение окончилось, не начавшись, и разыгралась трагедия Ольговичей. Игорь Ольгович въехал на коне в болото «Дорогожичьское» и увяз в трясине. У князя болели ноги, и выбраться из болота он не мог.
Святослав Ольгович помчался к берегу Днепра, переплыл на левую сторону и спас себе жизнь. Святослав Всеволодович въехал в Киев, укрылся в монастыре св. Ирины и там был схвачен.
Гнали дружину Ольговичей до Вышгорода и берега Днепра. Всюду тех дружинников секли и топили.
Глава 12
КИЕВ ПОШАТНУЛСЯ
Изяслав II Мстиславович (1146–1154)
Изяслав II Мстиславович въехал в Киев и сел на столе отца и деда в августе 1146 г. Всю Русь с киевских гор увидеть было нельзя, но она была чудесной. Росшие повсюду города стремились если не уподобиться Киеву, то хотя бы походить на него.
В середине XII в. русские города стали украшаться каменными храмами. Под Смоленском при князе Ростиславе Мстиславовиче возвели каменную четырехстолпную одноглавую церковь Петра и Павла. Храм расположили при княжеской усадьбе. Впоследствии он перешел в веденье городской общины.
В Пскове в первой половине XII в. был выстроен собор Ивановского монастыря. Это был шестистолпный трехглавый храм, следующий традициям новгородского зодчества. Но он был ниже новгородских храмов XII в. и украшен скромнее. А скромность эта вылилась в тонкое своеобразие псковской архитектурной традиции — она несколько асимметрична, но трогательно проста, по-северному строга и одновременно по-русски сердечна.
В Старой Ладоге в середине XII в. выстроили одноглавую шестистолпную церковь Успения Богородицы. При устье Волхова редко видели южнорусских князей, и строительство велось силами горожан и жителей посадов. Храм получился строгим и крепким, как сама природа, окружающая Старую Ладогу — эти ворота в необозримые просторы севера.
Во второй половине XII в. в Старой Ладоге возвели собор св. Георгия. Он во многом походит на храм Успения, но образ его одноглавого силуэта собраннее и строже своего предшественника.
Это храмы русской архитектуры. Византийское влияние претерпело на Руси столь сильное преломление, что ставить в один ряд эти две архитектурные традиции едва ли возможно без серьезных оговорок.
Однако не забывали на Руси и чисто византийских приемов в возведении храмов. Примером того может служить собор Мирожского монастыря в Пскове, строившийся в 1136–1156 гг. Это бесстолпная крестообразная в плане церковь, отвечающая византийской архитектурной традиции. Широкого распространения данная конструкция храмов на Руси не получила.
Русь, несмотря на усобицы князей, в XII в. оставалась в достаточной степени единым государством, объединенным одним славянским этническим типом (хотя и делившимся на отдельные весьма своеобразные союзы), языком, в котором, впрочем, уже намечались местные особенности диалектов, религией, архитектурной традицией в строительстве крепостей, зданий, соборов. Жители Галича, Перемышля или Бреста не воспринимались жителями Пскова, Смоленска или Суздаля как люди нерусские. Напротив, именно Галиция и вышедшие из нее мастера вложили значительную лепту в становление и расцвет архитектурной традиции северовосточной Ростово-Суздальской Руси. Купцы, монахи, воины, путешествуя по Руси, всюду находили благожелательный прием, теплый кров и ласковое слово. Иначе в столь обширной стране было невозможно ни ездить, ни жить. Широта Руси, простор ее полей и подавляющая сознание мощь лесов формировали русский характер — добрый, наполненный теплом ко всякому приходящему, но и диковатый, а подчас буйный и страшный, когда стихия народного выступления, сплотив воедино все вековые обиды рядового человека на власть, запылает подобно пожару в сухой ветренный день и займется багровым заревом на полнебосклона.
Прелесть русских городов можно ощутить, пройдя несколько десятков верст густыми лесами, полями, оврагами и заросшими кустарником пустошами и выйдя наконец к широкой речной долине, где-нибудь в бассейне Оки, в центре России, в сгущающихся сумерках увидеть далекие огоньки стоящего на возвышении, над рекой, города. Сколько тепла, красоты и широты в этой картине. Русское сердце дрогнет, и на глазах выступят слезы при виде широкой панорамы, где поля, леса и небеса сливаются в единое полотно, посреди которого теплятся огоньки какого-нибудь ныне забытого города Оболенска или Дедославля. Это поэзия русского мира — неброская в деталях, но величественная и покоряющая сердце в целом.
Но вернемся в Киев 1146 г., к князю Изяславу II Мстиславовичу. Время его правления изобиловало походами, войнами, и каждый год при подробном рассмотрении мог бы составить целый роман о Руси, ее быте, радостях и горе.