Домовой

только смотрите, не измажьтесь, тут чисто как в носу у трубочиста.

Дети ступили в затхлую прохладу, и Миша взял Лизу за руку. Тут царили полнейший

разгром и совершенный упадок, по всей видимости, оставшиеся в нетронутом виде

от бывших жильцов. На полу валялись куски грязной штукатурки и пожелтевшие

газеты. Обои на стенах во многих местах отстали и свисали морщинистыми

лоскутами. В углу пылился пустой ящик из-под бутылок. К противоположной стене

жался кособокий шкаф с провалившимися полками, а посередине комнаты

растопырилось драное кресло. В дальнем конце помещения виднелся дверной

проём, без двери, а в нём – другая комната, ещё мрачнее, чем эта.

– Ну и ну, – едва слышно произнёс мальчик. – Как же они тут жили?

– Так и жили, – пожала плечами мама. – Как видите, не очень хорошо.

– Я бы сказала, как животные, – от одного вида пыльного ящика у Лизы зачесалось

в носу и она чуть не чихнула.

– Прямо жуть, – подвёл итог Миша.

– Вот, правильное слово, – согласилась мама. – Смотри внимательней, молодой

человек, и мотай на ус: надо слушать маму и сестру, а ещё хорошо учиться. Если

будешь плохо учиться, то, когда вырастешь, будешь жить в такой вот жути.

– А может, прямо сейчас его здесь поселим? – хмыкнула Лиза. – Он и сейчас

неважно учится.

Миша округлил глаза и, отпустив руку сестры, стал поближе к маме.

– Эх ты, трус-белорус на войну собрался, – девочка хихикнула в кулак.

15

– Милая, не пугай его, пожалуйста, он и так уже весь дрожит как осиновый

листочек, – мама погладила сына по голове. – И кстати, тебя это тоже касается. Оба

смотрите и мотайте на ус. . на ýсы. . на усыы́. Короче, это безобразие вы видите в

последний раз. До тех пор, пока мы тут всё не разгребём и не отремонтируем, вы

сюда больше ни ногой. Договорились?

– Легко, – бросила Лиза.

– Могла бы и не спрашивать, – выдохнул Миша. – Конечно договорились!

– Вот и хорошо, пошлите назад, – вернувшись в прихожую, мама закрыла за собой

дверь и щёлкнула замком. – Миша, принеси из машины остальные коробки, и

пойдёмте уже распаковываться. Только долго не засиживайтесь у себя, мне нужно

будет помочь кое-что приготовить к ужину. Чего же ты стал? Иди скорее. Нам ещё за

продуктами в магазин надо – тут недалеко совсем. И за обещанным мороженым.

– Бегу, мама! Можешь считать, что коробки уже здесь!

***

На ужин мама в самом деле устроила настоящий пир. В праздничном меню

значились: нежнейшее мясо с румяной картошкой, ароматная рыба в кляре,

хрустящие гренки с сыром, салат из курицы, салат из овощей, салат из курицы и

овощей, салат без курицы и даже без овощей, а на десерт – банановый пирог,

посыпанный сахарной пудрой. Вы не утомились? Хорошо – это была всего лишь

приятная подготовка.

Дети за четыре щеки умяли мясо, заедая его гренками и салатами, а вот рыба

заныривала труднее, потому что. .

– Я говорю: если он так делает, значит, это правильно! И народ должен его

поддерживать. Если правительство и народ начнут бодаться – известно, чем это

может кончиться. И для правительства, и для народа. В семнадцатом году узнали, в

девяносто первом тоже. И ещё узнаем, если будем рогами друг в друга тыкать.

Попомните мои слова! Сейчас вон повыскакивали всякие либералы из интернета.

Мы хотим то, мы хотим это! А кляпа вы в рот не хотите? Затыкать таких умников

надо вместе с их интернетом, или они нам своими «болотными» протестами такую

кашу наварят, что опять до следующего века не расхлебаем. Да, санкции это не очень

хорошо. И обидно. Но для чего эти там их против нас ввели? А нагнетают! Не для

того, чтобы был мир во всём мире, а чтобы нам стало житься хуже и чтобы мы

пошли с вилами на Кремль. Уже не только молодые бездельники, но и люди

пожившие да разумные, как мы. Но такому не бывать! Мы несли власть на своём

хребте и будем нести, какая бы тяжёлая она ни была. На то она и власть – не какая-

нибудь там звёздно-полосатая, а настоящая русская власть. У нас вот тут, внутри, в

душе – патриотизм, а не мясо с. . с. . Да какая разница, всё это чушь! А если кто в

наших рядах начнёт возмущаться, мы таких быстренько скатаем в рулон и поставим

к стенке, чтобы зараза не поползла по головам дальше. Знаем, учёные. Пфф,

санкциями они нас думали взять! Да мы эти санкции, знаете, где болтали? Ничего,

переживём, и не такое переживали. А если надо будет, бахнем разок-другой из

16

Тополя-М или ещё чем погромче – и все их санкции разлетятся пылью по миру

вместе с их драгоценными долларами. Вот тогда и будет мир во всём мире!

Дети обречённо поглядывали друг на дружку и ковыряли вилками в своих тарелках.

Мама сидела, подперев подбородок двумя руками, и смотрела Олегу Ильичу в рот,

ловя ушами и глазами каждое его слово. Закончив – каким-то чудом! – свою

очередную бесконечную речь, он ненадолго вернулся в реальность, чтобы

проглотить мяса с. . с. . с картошкой и смочить вином натруженное горло.

– Молодёжь, а вы что такие невесёлые? – сказал он, поставив бокал на стол. – Вам

неинтересно, что взрослые говорят?

– Интересно, – промямлил Миша и почесал нос кулаком.

– А что тогда?

– Ничего, всё чудесно, – пробормотала Лиза и потупилась.