Дон-Аминадо

— Нюся, Нюся, Нюся, Нюся,
Ты косишь на один глаз.
Но любить я вечно буду,
Как вчера и как сейчас.
У тебя с Венерой сходство.
Только я не Аполлон,
Почему же идиотство,
Если я в тебя влюблен?..

Коля …ежкин (псевдоним)»

1927

КАФЕ-НАТЮР

Пессимист и оптимист сидели в кафе.

Несмотря на разницу мировоззрений, оба они пили кафе-натюр и курили.

Пессимист курил свои собственные папиросы, оптимист — папиросы пессимиста.

Разговор был древнерусский, т. е. о чарлстоне, о происхождении человека от обезьяны, о стабилизации франка и о бессмертии души.

Пессимист смотрел на вещи пессимистически.

Оптимист — совершенно наоборот.

Пессимист. — На второй день после октябрьского переворота вы меня искренне уверяли, что через две недели большевики вылетят в трубу.

Так как две недели уже прошли, то позвольте вас спросить, почему они не вылетают?..

Оптимист. — А, по-моему, они уже давным-давно вылетели!

П. — ?! Так что, их там больше нет?

О. — Нет!

П. — А что же там есть?

О. — Оптический обман.

П. — На чем же он держится?!

О. — На оптике и на пессимизме.

П. — Что же в таком случае необходимо, чтобы этот ваш оптический обман кончился?!

О. — Протереть глаза и стать оптимистом!

П. — И вы в это твердо верите?

О. — Так же твердо, как в то, что я пью этот кафе-натюр, за который платить будете вы!

П. — А если я не заплачу?..

О. — Это не важно. Кофе уже выпит, а процесс пищеварения подобен ходу истории: он непреложен.

П. — Вы, очевидно, великолепно настроены?

О. — А почему бы и нет?

П. — Помилуйте, восемь лет назад, вот так же, как и сейчас, мы сидели с вами вдвоем за чашкой чудесного турецкого кофе с этим их изумительным каймаком, глядели на расплавленный солнцем Босфор и наслаждались музыкой уличной шарманки.

О. — И под музыку вы мне и говорили: через две недели эмиграция погибнет!..

Так как эти две недели уже прошли, то позвольте вас спросить, на каком основании она не погибает?!

П. — Ну, знаете ли… в восторг тоже не от чего приходить.

Безработица, кризис, недоедание. Гарсон! анкор дэ!

О. — Вот в этом вы правы, кофе у них действительно превосходный…

Что же касается вашего недоедания, недоливания и всех этих ваших кризисов, то мы их столько за восемь лет испытали и преодолели, что никакой таблицы умножения не хватит, чтоб все это толком подсчитать и в надлежащий итог уложить!

Однако никто еще на наших глазах с голоду не умирал. за фокстерьерами не охотился и на домашних кошек не покушался!..

П. — Да, но это все-таки крайне неприятно и даже тяжело..

О. — А вы как же полагаете, что я за три ваших кафе-напора обязался вам сплошные удовольствия доставлять?

Конечно, и неприятно, и тяжело, и очень даже тяжело!

Но наряду со всем тем не доказываем ли мы каждый раз и нашу исключительную жизнеспособность, самодеятельность, ценность, инициативу, энергию, бодрость, волю к жизни и…

П. — И. скажите просто, грубейший инстинкт самосохранения!..

О. — Ну, и что же! И тоже не так плохо! В конце концов, если уж на то пошло, то ведь дело идет о самосохранении — я не скажу, отборных наших, но и не подонков же общества!

Ведь как-никак, а среди двух миллионов нансеновских паспортов большинство составляют не футболисты, не хамюдюруа и не цыганские баритоны?!

П. — Да, но от примитивной борьбы за существование и, скажем, до творческой тоски по родине еще дистанция огромного размера!..

О. — Ага. понимаю, так вы желаете, чтобы я пил это самое кафе-натюр не потому, что оно вкусно, ароматно и утоляет жажду, а исключительно во имя отвлеченных ценностей?..

То есть, иначе говоря, пей, несчастный, но помни, что это не просто кофе, а борьба за Россию!.. Так, что ли?!

…Пессимист мрачно посмотрел на высившуюся перед ними груду блюдечек — по числу отконсомированных на-тюров. И, очевидно повинуясь инстинкту самосохранения, расплатился с гарсоном.

1927

ТРЕ РЮСС [4]

Издание консервативно-либеральное

и абсолютно-относительное № 1

Год издания первый

Год терпения восьмой

ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫЙ

КОТИДЬЕН[5]

Париж. 5 августа 1926 г.

Мы уже давно доказывали правительству Соединенных Штатов, что Штаты надо сократить. Но правительство остается глухо к нашим указаниям и заявляет: куда вы лезете?

Тогда мы заявляем в свою очередь, что никуда мы не лезем, а просто настаиваем на доктрине доктора Монроэ:

Эмиграция — для эмигрантов!

Спрашивается: до каких пор должны мы следовать доктрине доктора Нансена, который как норвежец, конечно, требует пять золотых за паспорт, не говоря уже за триста семьдесят пять за карт-д-идантите?

Пусть наши враги говорят, что это пошлость в такое время писать за презренный металл, но мы не презренные металлисты и не фальшивомонетчики.