Дон Хуан

Лепорелло вынырнул из угла и протянул ему плащ:

– Вот он, хозяин.

Дон Хуан перебросил плащ через руку. Надел шляпу. Глянул в одну сторону, потом в другую. Дон Гонсало встал, будто готовясь зачитать приговор.

– Ну что ж, Командор, выходит, я обречен быть самим собой на веки вечные.

Дон Хуан прыгнул со сцены и приземлился уже в узком проходе, разделявшем партер, где внезапно вспыхнул свет. Твердым шагом Дон Хуан двинулся по проходу к двери, тоже ярко освещенной.

Лепорелло с середины сцены кричал:

– Подождите, хозяин! Не покидайте меня! Возьмите с собой! Коли вы сотворили для себя свой собственный ад, бес-бунтарь сгодится вам в товарищи – хоть и навечно.

Он тоже спрыгнул в зал и пробежал по проходу. Когда он оказался близко от меня, я разглядел его потное, покрытое гримом лицо, неестественно блестевшие глаза, линялый костюм из костюмерной, сбившийся набок парик. И в этот миг, только в этот миг я поверил, что и Дон Хуан, и он были всего лишь актерами.

Я повернулся к Соне, чтобы сообщить ей о своем открытии, но соседнее кресло оказалось пустым. Взглянув на дверь, я увидел, что она бежит следом за Дон Хуаном.

– Вот так-то! Выходит, и она – тоже актриса.

На сцену вышли некоторые исполнители: Мариана в рубашке, Эльвира в мужском костюме. Командор и тут исхитрился встать в центре и кланялся – гораздо картиннее других.

7. В ту ночь я не решился вернуться домой. Я поужинал в какой-то забегаловке, побродил по улицам Левого берега, а на рассвете снял комнату в прежнем отеле, где с меня взяли деньги вперед. Я долго не мог заснуть, а потом все же погрузился в сон, ожидая, что меня станут преследовать кошмары. Но, насколько помню, мне вообще ничего не снилось.

Когда я пробудился, солнце уже подступало к бахроме на покрывале. С улицы доносились бешеные автомобильные гудки – водители возмущались затором на дороге. Побриться мне пришлось в парикмахерской.

Потом я отправился в посольство, где занял у знакомых денег на обратный билет. Мне было стыдно просить взаймы и что-то врать в объяснение своей несостоятельности. Выручивший меня человек, видно, решил, будто я был обобран какой-то дамочкой: «Да ладно, ничего не объясняй! В Париже такое может случиться со всяким. Сколько тебе нужно?»

С деньгами в кармане я бросился за билетом. Потом пообедал в дешевом ресторанчике поблизости от площади Звезды. Еще час ушел на покупку всяких мелочей.

В ту квартиру я вернулся, когда времени уже было в обрез. Собирая чемодан, я все время поглядывал на дверь, опасаясь, что нагрянет Лепорелло. Сердце прыгало у меня в груди. Я не заходил ни в гостиную, ни на кухню. Несколько носовых платков, которые я повесил сушиться в ванной комнате, так там и остались. А под подушкой осталась моя пижама: я не пожелал ее доставать из страха, что обнаружу там какую-нибудь прощальную записку.

Я успокоился только после того, как вручил ключ консьержке и, сев в такси, поехал на вокзал Аустерлиц. Мы мчались по берегу Сены. Золотистое и неяркое солнце освещало кроны деревьев, над рекой поднимался голубоватый туман.

До отхода поезда оставалось несколько минут. Я устроил чемоданы и выглянул в окошко. Пассажиров было немного, перрон показался мне почти безлюдным.

Поезд тронулся. Не знаю, почему, я почувствовал грусть. Мне хотелось, чтобы кто-то – возможно, какая-нибудь девушка из северной страны, с короткими ресницами, чуть выше меня ростом – бежал теперь рядом с вагоном и в последний раз пожимал мне руку. Еще мне хотелось, чтобы перестала визжать тележка носильщика.

Я ехал в предпоследнем вагоне. Поезд еще не успел набрать скорость. Я еще мог, взбреди мне такое в голову, без особого риска спрыгнуть с подножки и остаться в Париже. Я подумал об этом, возжелал этого и устыдился собственного желания.

К середине перрона людей было побольше, и над головами мелькало несколько белых платков. Но я разглядел и еще кое-что – черное и круглое. Сначала я не понял, что это такое. Но, проезжая мимо, узнал шляпу Лепорелло, которой он с жаром махал мне, а еще итальянец посылал приветы и второй рукой.

– Adios, adios! – кричал он по-испански. – Может, скоро вернетесь!

И тут я увидал рядом с ним Дон Хуана. Он шляпы не снял и, как всегда, прятал глаза за темными очками. Мы взглянули друг на друга.

Дон Хуан поднял к краю шляпы затянутую в перчатку руку и улыбнулся.

Я поискал глазами вокруг. Сони на перроне не было.