Дон Жуан

В ней оставалась нежно - хороша.

61

Как в мраморном бессмертном изваянье,

Одна лишь скорбь навек застыла в ней,

Так мраморной Киприды обаянье

От вечности своей еще нежней.

Лаокоона страстные терзанья

Прославлены подвижностью своей,

И образ гладиатора страдающий

Живет в веках, бессмертно умирающий.

62

И вот она очнулась наконец,

Но странное то было пробужденье:

Так к жизни пробуждается мертвец;

Ему все чуждо. Ни одно явленье

Уже не воскресит таких сердец,

В которых только боли впечатленье

Еще осталось - смутное пока.

На, миг вздремнула Фурия - тоска.

63

Увы, на все она глядела лица

Бесчувственно, не различая их,

Была не в силах даже удивиться,

Не спрашивала даже о родных;

В ней даже сил уж не было томиться;

Ни болтовня подруг ее былых,

Ни ласки их - ничто не воскресило

В ней чувств, уже сроднившихся с могилой.

64

Она своих не замечала слуг,

И на отца как будто не глядела,

Не узнавала никого вокруг

И ничего уж больше не хотела.

Беспамятство - причудливый недуг

Над нею, как заклятье, тяготело.

И только иногда в ее глазах

Являлась тень сознанья, боль и страх!

65

Арфиста как-то а комнату позвали;

Настраивал довольно долго он

Свой инструмент, и на него вначале

Был взор ее тревожный устремлен.

Потом, как будто прячась от печали,

Она уткнулась в стенку, словно стон

Тая. А он запел о днях далеких,

Когда тиранов не было жестоких.

86

Такт песни отбивала по стене

Она устало пальцами. Но вскоре

Запел арфист о солнце, о весне

И о любви. Воспоминаний море

Открылось перед нею, как во сне,

Вся страсть, все счастье, все смятенье горя,

И хлынула из тучи смутных грез

Потоком горным буря горьких слез.

67

Но были то не слезы облегченья:

Они взметнули вихрь в мозгу больном,

Несчастная вскочила и в смятенье,

На всех бросаясь в бешенстве слепом,

Без выкриков, без воплей, в исступленье.

Метаться стала в ужасе. Потом

Ее связать пытались, даже били,

Но средств ее смирить не находил".

68

В ней память лишь мерцала; тяжело

И смутно в ней роились ощущенья;

Ничто ее заставить не могло

Взглянуть в лицо отца хоть на мгновенье.

Меж тем на все вокруг она светло

Глядела в бредовом недоуменье,

Но день за днем не ела, не пила

И, главное, ни часу не спала.

69

Двенадцать дней, бессильно увядая,

Она томилась так - и как-то вдруг

Без стонов наконец душа младая

Ушла навек, закончив жизни круг

И вряд ли кто, за нею наблюдая,

Из нежных опечаленных подруг

Заметил миг, когда застыли веки

И взора блеск остекленел навеки.

70

Так умерла она - и не одна:

В ней новой жизни брезжило начало,

Дитя греха, безгрешное, весна,

Которая весны не увидала

И в землю вновь ушла, не рождена,

Туда, где все, что смято, что увяло,

Лежит, - и тщетно свет свой небо шлет

На мертвый сей цветок и мертвый плод!

71

Конец всему! Уж никогда отныне

Не прикоснутся к ней печаль и стыд,

Не суждено ей было, как рабыне,

Сносить года страданий и обид!

Прекрасен был, как неба купол синий,

Ее блаженства краткого зенит,

И мирно спит она во тьме могилы

На берегу, где отдыхать любила.

72

И остров этот стал угрюм и тих:

Безлюдные жилища исчезают,

Лишь две могилы средь лугов пустых

Пришельцу иногда напоминают

О ней и об отце ее, но их

Никто не ищет и не замечает,

Лишь волны гимном траурным гремят,

Скорбя о ней - красавице Циклад.

73

Но греческиe девушки порой

Ее со вздохом в песне поминают,

Да, коротая ночь, старик иной

Ее отца рассказом воскрешает:

Его отвагой и ее красой

Туманные легенды наполняет

О том, что мстит любовь себе самой,

Платя за счастье страшною ценой.

74

Но бросим эту тему тем не менее.

Безумных я описывать боюсь,

По правде говоря - из опасения,

Что тронутым и сам я покажусь!

Притом весьма - капризное творение

Моя подруга муза; я вернусь

К Жуану: он, захваченный врагами,

Октав уж двадцать как оставлен нами.

75

Изранен, "связан, скован, заточен",

Два дня лежал Жуан, с судьбой не споря,

На третий день совсем очнулся он

И увидал себя в открытом море.

Вдали синел священный Илион,

Но мой герой в таком был сильном горе,

Что Илион а видеть не хотел

И на сигейский мыс не поглядел.

76

Над Геллеспонтом - символ гордой силы,

Надменно озирая острова,

Стоит курган бесстрашного Ахилла,

Гипотеза ученых такова!

А рядом - неизвестная могила;

Кого - о том не ведает молва.

(Когда б герои эти живы были,

Они бы всех живущих перебили!)

77

Равнины невозделанный простор,

Курганы без надгробий, без названья,

Вершина Иды над цепями гор

И берегов Скамандра очертанья;

Здесь обитала Слава с давних пор,

Здесь древности покоются преданья.

Но кто тревожит Илиона прах?

Стада овец и сонных черепах!

78

Печальные селенья, кипарисы,

В пустынном поле - ржанье табунов;

Пастух, едва ль похожий на Париса,

Глазеет на проезжих болтунов,

Мечтающих о родине Улисса

Со школьных лет. И, набожно-суров,

Повсюду турок с трубкой восседает;

Ну, а фригийцы где? А черт их знает!

79

Итак, Жуан печально созерцал,

Удел раба предчувствуя уныло,

Лазурь морскую, и уступы скал,

И греков горделивые могилы.

Вопросов он пока не задавал,

Его потеря крови изнурила,

Да и ответы стражи для него

Не значили бы ровно ничего.

80

Он увидал товарищей по плену,

Артистов - итальянцев молодых;

Они - то рассказали откровенно

Подробности превратностей своих:

Как водится, в Сицилию на сцену

Спешила из Ливорно труппа их.