Читаем Дон Жуан полностью

142

Как смелость Боба Эйкра в страшный час,

Жуана целомудрие мелело:

Он упрекал себя за свой отказ

И думал, как поправить это дело,

Так мучится раскаяньем не раз

Отшельника мятущееся тело,

Так милая вдова во цвете лет

Клянет напрасной верности обет.

143

Он лепетать уж начал объясненья,

Смущенно повторяя наугад

Все лучшие признанья и сравненья,

Которые поэты нам твердят.

(Так Каслрей в минуты вдохновенья

Красноречиво врет - и все молчат!)

Жуан уж был не прочь и от объятий,

Но тут вошел Баба - весьма некстати!

144

"Подруга солнца и сестра луны!

Сказал он. - Повелительница света!

Твоим очам миры подчинены,

Твоя улыбка радует планеты!

Как первый луч живительной весны,

Тебе я возвещаю час рассвета!

Внемли, и возликуй, и будь горда:

За мною Солнце следует сюда".

145

"Ах, боже мой! - воскликнула Гюльбея.

Оно могло бы утром заглянуть!

Ко мне, комета старая! Скорее

Бели звездам составить Млечный Путь

Да прикажи держаться поскромнее!

Ты, христианка, спрячься как-нибудь!"

Но тут ее слова прервали клики:

"Султан идет! Султан идет великий!"

146

Сперва явился дев прелестный рой,

Затем султана евнухи цветные;

Как на параде, замыкали строй

Их пышные кафтаны расписные.

Он обставлял торжественно порой

Такие посещения ночные:

Гордился он четвертою женой

И угождать старался ей одной.

147

Он был мужчина видный и суровый:

Чалма до носа, борода до глаз;

Он ловко спасся из тюрьмы дворцовой

И брата удавил в удобный час.

Он был монарх не слишком образцовый,

Но плоховаты все они у нас:

Один лишь Солиман - могучий воин

Быть славой рода своего достоин.

148

Ходил он честно, как велел алла,

В мечеть молиться в дни богослуженья

Визирю он доверил все дела,

Не проявляя к ним большого рвенья,

А жизнь его домашняя текла

Легко: он управлял без затрудненья

Четверкой жен и нежных дев толпой,

Как наш король - супругою одной.

149

И если даже что-нибудь бывало

Никто узнать подробности не мог;

Невозмутимо море принимало

Таинственно завязанный мешок!

Общественное мнение молчало:

Ни толков, ни догадок, ни тревог

В нем возбудить газеты не могли бы;

Мораль цвела - и... процветали рыбы.

150

Он видел лично, что кругла луна,

И убедился, что земля - квадратна,

Поскольку всюду плоская она

(Что каждому мыслителю понятно!).

Его весьма обширная страна

Ему была покорна, вероятно.

Лишь изредка гяуры и паши

Тревожили покой его души!

151

Когда же распря грозно разгоралась,

Всех дипломатов - даже и пашей

Сажали в башни; подразумевалось,

Что эта свора, не нося мечей,

Науськиваньем грязным занималась

И ложью про врагов и про друзей

Депеши начиняла - очень тонкой,

Нимало не рискуя бороденкой.

152

Имел он сорок восемь сыновей,

А дочек - пять десятков; их держали,

Конечно, взаперти (оно верней!)

И в шелковые платья наряжали,

Пока от состоятельных пашен

С подарками послы не приезжали,

Которым разрешалось увезти

Невесту лет шести иль девяти!

153

И сыновей держали под замком

По правилам восточного закона:

Кому придется царствовать - о том

Не знали и сановные персоны.

Любой, считалось, в случае любом

Достоин петли и достоин трона,

А потому, в надежде на успех,

По-княжески воспитывали всех.

154

Султан свою четвертую жену

Порадовал улыбкою привета.

Она, желая скрыть свою вину,

Была нежна, как солнечное лето.

(Историю я знаю не одну,

Когда искусство женственное это

Супругов оставляло в дураках

С оленьим украшеньем на висках!)

155

Глаза султана, черные, как сливы,

Взглянули очень пристально вокруг

И выбрали весьма красноречиво

Жуана из числа его подруг.

"Твоя рабыня новая красива!"

Его величество сказало вдруг

Встревоженной Гюльбее. - Но напрасно

Дочь племени гяуров так прекрасна!"

156

Все взоры обратились на него,

Вернее - на прекрасную девицу.

Товарки удивлялись: отчего

Владыке ею вздумалось прельститься?!

Из их толпы еще ни для кого

Не снизошли уста его открыться!

Но обсуждать подробно сей предмет

Им помешали страх и этикет.

157

Я признаю - бесспорно, турки правы:

В гаремы жен полезно запирать.

На юге слишком ветреные нравы,

Чтоб женщине свободу доверять.

На севере - и то они лукавы,

Но там холодный климат - благодать!

Снега, морозы, вьюги завыванья

Препятствуют порока процветанью.

158

Закон Востока мрачен и суров:

Оковы брака он не отличает

От рабских унизительных оков;

И все - таки в гаремах возникает

Немало преступлений и грешков.

Красавиц многоженство развращает;

Когда живут кентавром муж с женой,

У них на вещи взгляд совсем иной.

159

Но властвуют поэтики законы

Над формою и долготою глав

Бросая рифмы якорь золоченый,

Сверну я паруса моих октав.

Прими мой труд, читатель благосклонный!

А я, в поэмах древних прочитав,

Что отдыхал и сам Гомер, бывало,

Хочу, чтоб муза тоже подремала.

ПРЕДИСЛОВИЕ*

(к шестой, седьмой и восьмой песням)

* Перевод Н. Дьяконовой.

Подробности осады Измаила, изложенные в двух из нижеследующих песен (то есть в седьмой и восьмой), заимствованы из французской работы "Histoire de la Nouvelle Russie"* . Ряд приключений, приписанных Дон-Жуану, взят из жизни, в частности - спасение им ребенка. На самом деле героем этой истории был покойный герцог Ришелье, в то время доброволец в русской армии, а впоследствии - основатель и благодетель Одессы, где никогда не перестанут чтить его имя и память.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990-х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература