Читаем Дон Жуан полностью

Обширные проблемы освещал.

Потом прочел во всей английской прессе я

Его дебюту множество похвал:

Твердили все газеты в исступлении,

Что гениально это выступление!

91

Оратор этот был ужасно горд

И лавры предвкушал самовлюбленно;

Он был неглуп, в цитатах очень тверд

И наслаждался славой Цицерона.

К Амондевиллу в гости этот лорд

Был приглашен к открытию сезона,

И "гордостью отчизны" лести глас

Его провозглашал уже не раз.

92

Тут были два талантливых юриста,

Ирландец и шотландец по рожденью,

Весьма учены и весьма речисты.

Сын Твида был Катон по обхожденью;

Сын Эрина - с душой идеалиста:

Как смелый конь, в порыве вдохновенья

Взвивался на дыбы и что-то "нес",

Когда вставал картофельный вопрос.

93

Шотландец рассуждал умно и чинно;

Ирландец был мечтателен и дик:

Возвышенно, причудливо, картинно

Звучал его восторженный язык.

Шотландец был похож на клавесины;

Ирландец, как порывистый родник,

Звенел, всегда тревожный и прекрасный,

Эоловою арфой сладкогласной.

94

К Амондевиллу съехались они

Эстеты, и политики, и пэры

Конечно, жизнь комедии сродни

Смешны поступки, лица и манеры,

Но шутка увядает в наши дни;

Ни Конгриву, ни дерзкому Мольеру

Не оживить насмешкой прошлых лет

Прилизанный и чинный высший свет.

95

Смешные чудаки остепенились

И как-то отошли на задний план,

Профессию теряя, изменились

И хитрый шут, и ловкий шарлатан.

Ей-богу, все глупцы переродились,

Какой-то появился в них изъян.

Мы стали стадом, каждый это знает:

Толпа скучна, а меньшинство скучает.

96

Как рожь, я прежде Истину растил,

Теперь колосьев жалких мне довольно;

Коль ты намек, читатель, уловил,

Я буду - Руфь, ты - Вооз сердобольный.

Но я напрасно Библию открыл,

Мне детство вспоминается невольно;

Я верю миссис Адаме больше всех:

"Упоминать Писанье всуе грех!"

97

В наш жалкий век мякины, сколь возможно,

Мы пожинать стремимся что-нибудь;

Так остряки стремятся осторожно

Свое словечко вовремя ввернуть.

Один хитрец придумал способ сложный,

Как вовремя находчиво блеснуть:

Цитаты он уж с вечера готовил

И по программе ловко острословил.

98

Но остроумец должен подводить

К удобной точке тему разговора:

Он должен слово хитрее пустить,

Как ловкий псарь - обученную свору,

Он должен случай вовремя схватить,

Он должен смело, выгодно и скоро

Соперника смутить или убрать,

Чтоб выгодных позиций не терять.

99

Хозяева - лорд Генри и миледи

Гостей своих умели угостить;

И призраки для столь роскошной снеди

Могли бы воды Стикса переплыть!

Мечту о восхитительном обеде

Голодным смертным трудно подавить;

С тех пор как Ева яблоко вкусила,

Владеет всеми нами эта сила.

100

Так злачный край медово-млечных рек

Сулил господь голодным иудеям;

А ныне любит деньги человек;

Мы устаем, слабеем и стареем.

Но золото мы любим дольше всех:

С любовницами, с другом и лакеем

Проститься легче нам, чем потерять

Тебя, платежной силы благодать!

101

Итак, охотой занялись мужчины.

Охота в юном возрасте - экстаз,

А позже - средство верное от сплина,

Безделье облегчавшее не раз.

Французское "ennui"* не без причины

Так привилось в Британии у нас;

Во Франции нашло себе названье

Зевоты нашей скучное страданье.

* Тоска, скука (франц.).

102

А те, кому минуло шестьдесят,

Газеты в библиотеке читали,

Оранжереи, дом, старинный сад,

Портреты, статуи критиковали

И, устремив глаза на циферблат,

Шести часов устало ожидали.

В деревне, как известно, ровно в шесть

Дают обед тому, кто хочет есть.

103

Никто ни в чем не ощущал стесненья;

Вставали каждый кто когда желал,

И каждому, по мере пробужденья,

Лакей горячий завтрак подавал.

Иной предпочитал уединенье,

Иной в приятном обществе гулял,

И лишь веселый колокол обеда

Всех собирал на общую беседу.

104

Иные леди красились чуть-чуть,

Иные с бледным ликом появлялись;

Способные изяществом блеснуть

На лошадях в окрестностях катались;

В ненастный день читали что-нибудь,

Иль сплетнями о ближних занимались,

Иль сочиняли в пламенных мечтах

Посланья на двенадцати листах.

105

И другу сердца и подругам детства

Охотно пишут женщины, - и я

Люблю их писем тонкое кокетство,

Люблю их почерк, милые друзья!

Как Одиссей, они любое средство

Пускают в ход, коварство затая,

Они хитрят изысканно и сложно,

Им отвечать старайтесь осторожно!

106

Бильярд и карты заполняли дни

Дождливые. Игры азартной в кости

Под кровом лорда Генри искони

Не знали ни хозяева, ни гости!

А то порой в безветрие они

Удили рыбу, сидя на помосте.

(Ах, если б Уолтон, злобный старичок,

Форелью сам был пойман на крючок!)

107

По вечерам с приятным разговором

Соединялись вина. Мисс Баллетт

Четыре старших - томно пели хором,

А младшие, еще незрелых лет,

С румянцем на щеках и с нежным взором

На арфах элегический дуэт

Играли, обольстительно вздыхая

И ручками лебяжьими сверкая.

108

Порою танцы затевались там,

Когда не уставали свыше меры

Охотники от скачки по лугам...

Тогда изящной грации примеры

Являли туалеты милых дам

И ловкостью блистали кавалеры.

Но ровно в десять, должен вам сказать,

Все гости чинно уходили спать.

109

Политики, собравшись в уголку,

Проблемы обсуждали мировые,

И остроумцы были начеку,

Чтоб в нужный миг, как стрелы громовые,

Свои bons mots вонзить на всем скаку

В чужую речь; но случаи такие

Бывают, что теряет аромат

Bon mot, коль собеседник туповат.

110

Их жизни равномерное теченье

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990-х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература