Читаем Дон Жуан в Египте полностью

И я плыву на корабле,

Где вы сидите у ветрила.

Иль чуть заметный свет зари,

Застывший город, звон фонтана,

И вы мне шепчете: - Смотри,

Вот здесь могила дон Жуана.


Лепорелло

(подозрительно)

О чем здесь речь?


Дон Жуан

                     О том, что ты

Давно оставил.


Американка

                     Не мешайте.


Американец

(рассматривая памятник)

Какие странные листы!


(Лепорелло отходит к нему)


Американка

Как верить вам? Но продолжайте.


Дон Жуан

Я лгу? Не верите вы мне?

Но знаю я, что ваши плечи,

— Я целовал их уж во сне —

Нежны, как восковые свечи.

А эта грудь! Ее хранят

Теперь завистливые ткани,

На ней есть синих жилок ряд

Капризных, милых очертаний.

Поверьте! Мне б хотелось лгать

И быть холодным, быть коварным,

Но только б, только б не страдать

Пред вашим взглядом лучезарным.


Американка

И мне так родственен ваш вид:

Я все бывала на Моцарте

И любовалась на Мадрид

По старенькой учебной карте.


Американец

(Лепорелло, указывая на саркофаг)

Скажите, мой ученый друг,

Кто здесь положен?


Лепорелло

                               Сети третий.

(Про себя, глядя на Дон Жуана и Американку)

Они, ну прямо вон из рук!


Американец

Как вы его назвали?


Лепорелло

                               Сети.


Американец

Гм, гм!


Лепорелло

(хочет отойти)

            Сейчас!


Американец

                          Скажите, как

Вы знаете его названье?


Лепорелло

Ах, Боже мой, а этот знак!

Забавно было бы незнанье.


Американец

Да, да, еще бы! Ну, а тот,

На пьедестале с мордой пса?


Лепорелло

А это сын Луны, бог Тот

И, кажется, времен Хеопса.

Конечно! Сделан лоб горбом,

А темя плоским и покатым,

Таких не делали потом,

Хотя б при Псамметихе пятом.

А вот четвертый Псамметих,

На Сети первого похожий...

А вот еще...

(отходит с Американцем)


Дон Жуан

(Американке)

                  Он ваш жених?


Американка

Кто?


Дон Жуан

           Лепорелло.


Американка

                         Ну так что же?

С приданым я, он знаменит,

Как самый знающий ученый,

Он никого не удивит,

Причесанный и прирученный.

Пусть для него я молода,

Но сила, юность и отвага

Не посещают никогда

Салонов нашего Чикаго.


Дон Жуан

Но он лакей, всегда лакей,

В сукне ливрейного кафтана

И в гордой мантии своей,

В пурпурной мантии декана.

Страшась чего-нибудь не знать,

Грызясь за почести с другими,

Как пес, он должен защищать

Годами созданное имя.

К природе глух и к жизни слеп,

Мол библиотек позабытых,

Он заключит вас в темный склеп

Крикливых слов и чувств изжитых.

Нет, есть огонь у вас в крови,

Вы перемените причуду...


Американка

Не говорите о любви!


Дон Жуан

Не говорить? Нет, буду, буду!

Таких, как вы, на свете нет,

Вы - ангел неги и печали...


Американка

Не говорите так, нет, нет.

(Пауза)

Ну вот, уж вы и замолчали?


Дон Жуан

(схватывая ее за руку)

Я вас люблю!


Лепорелло

(Американцу, косясь на Дон Жуана)

                     Пройдем сюда.

Я вам скажу про дон Жуана;

Мне кажется, на путь труда

Он вступит поздно или рано.

Охотно водится с ним знать,

Как свой он принят в высшем свете,

Ну, почему б ему не стать

Адъюнктом в университете?

Но он едва ль не слишком жив,

Чтоб быть в святилище науки.

Так, мысль о высшем отложив,

Дадим ему мы дело в руки.

Быть может, пригодится он,

Как управляющий в саваннах.

Всегда верхом, вооружен,

В разъездах, в стычках беспрестанных,

Окажется полезен вам

И может сделать положенье.

Ему я это передам

И как прямое предложенье.


(Американец бормочет что-то несвязное)


Дон Жуан

(Американке)

Я вас люблю! Уйдём! Уйдём!

Вы знаете ль, как пахнут розы,

Когда их нюхают вдвоем

И в небесах поют стрекозы,

Вы знаете ль, как странен луг,

Как призрачен туман молочный,

Когда в него вас вводит друг

Для наслаждений, в час урочный.

Победоносная любовь

Нас коронует без короны

И превращает в пламя кровь

И в песню лепет иступлённый.

Мой конь — удача из удач,

Он белоснежный, величавый,

Когда пускается он вскачь,

То гул копыт зовётся славой.

Я был в аду, я сатане

Смотрел в лицо, и вновь я в мире,

И стало только слаще мне,

Мои глаза открылись шире.

И вот теперь я встретил вас,

Единственную во вселенной,

Чтоб стали вы — о, сладкий час! —

Моей царицею и пленной.

Я опьянён, я вас люблю,

Так только боги были пьяны.

Как будет сладко кораблю

Нас уносить в иные страны.

Идём, идём!


Американка

                     Я не хочу…

Нет, я хочу! О, милый, милый!


Дон Жуан

(обнимая ее)

Тебя я счастью научу

И над твоей умру могилой.


(Уходят)


Лепорелло

(оглядываясь)

Но где мисс Покэр, где Жуан?


Американец

Наверное в соседней зале.


Лепорелло

(хватаясь за голову)

Ах, я разиня, ах, болван,

Всё прозевал, они бежали.


Американец

Куда?


Лепорелло

              Да верно, на лужок

Иль на тенистую опушку.

Тю-тю! Теперь уж пастушок

Ласкает милую пастушку.


Американец

Да вы с ума сошли!


Лепорелло

                           Ничуть!


Американец

Идём.


Лепорелло

                А шпаги не хотите ль?

Ведь дон Жуан не кто-нибудь,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее