Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Городок захлебывается страхом, прячет голову в песок, прячется за скалой или под скалою - хочет стать невидимым, двери запираются на железные затворы, ключи поворачиваются в замках, матери спускают жалюзи, захлопывают ставни, мужчины точат кинжалы и шпаги, а девушки и женщины украдкой прикладывают глаз к щели в ставнях - посмотреть на это исчадие ада.

Покоя как не бывало - городок кипит, шумит, мечется в ужасе, разворошенный молвой, что летит от города к городу.

Хищник падает камнем. Наперекор всем сторожам хватает добычу, оставляя за собой слезы и кровь, и снова мчатся два всадника, через разбитые семьи, порванные узы любви, расстроенные свадьбы - сеятель зла породил несчастье и исчез в дорожной пыли...

Вот картина, повторяющаяся без конца, - картина, в которой меняются только женские лица.

Изгнанник, не занятый ничем, с карманами, полными золота, бездельник и насильник бешено мчится вперед, все дальше, все дальше, без отдыха, измученный непрестанной борьбой между непомерным желанием и жалким осуществлением его, отверженный, мчится все дальше, все глубже впадая в порок, падая ниже и ниже...

Он предпринимает новое приключение, не успев разделаться с предыдущим, - входит, пылающий, добивается цели и уходит, холодный как лед.

По трупам устремляется себялюбец к мечте о женщине, губит жизни, губит мирный покой женщин и девушек, разбивает семейное счастье. Покидает женщин, на глазах у которых - слезы от горя, на устах - проклятья и жалобы.

Он не знает смеха, не знает веселья, не знает радости. Раб собственной страсти, проклятый, чья ненасытная плоть бросает его из объятий в объятия, он встает с ложа женщин, разочарованный, не насытившийся, с каждым разом еще более голодный и несчастный.

Сходится с женщинами, но не любит их. Ни одну не любит.

Любовь его - без любви и без радости. Он завоевывает женщин лестью, обманом, клятвами, золотом и силой. Ужасом веет от него, ужас - в нем самом, он ужасается сам себя, но, стремясь заглушить пустоту в душе, рвется к победам, напролом, через препятствия, через поединки, через кровь - и снова; летит метеором к цели, которая лишь возвращает ему чувство разочарования. Путь Мигеля отмечен слезами и кровью.

Лишь редко, очень редко оставляет он позади себя благодарность и любовь тех женщин, которым он мимолетной вспышкой своей дал представление о великой любви.

Годы бегут; после Италии - Греция, Триполитания, Тунис, альпийские страны, Германия, Фландрия, Франция - и напрасно Мигель все ждет от отца вести, что можно ему вернуться на родину.

Годы бегут; завершается пятый год со времени бегства, и Мигель ожесточается, грубеет.

Как? Неужто этот человек - сын испанского вельможи, слушатель севильской Осуны, будущий владелец Маньяры?

Этот хищник, который не любит людей, но которого душит одиночество, который бежит собственной тени, а по ночам - если он один - мечется, раздираемый сомнениями, мечтами и страхами? Страшные плоды приносит лицемерное воспитание Трифона, ибо оно убило в Мигеле-ребенке человека и возмутило его против всех и вся.

На исходе пятого года скитаний невыносимая тоска по родине охватила Мигеля. Словно контрабандист, пересек он границу Франции, за ночь перешел Пиренеи и, как вор, прокрался в родную страну.

И вот в городе Памплона, где некогда распутный дворянин по имени Иньиго Лопес де Рекальде божьим промыслом превратился в ужасного последователя Иисуса - Игнатия Лойолу, Мигеля догнало известие, что он помилован, и путь к возвращению ему открыт.

В тот же день он сел на коня и пустился в Севилью - старше пятью годами и тяжелее на целую глыбу злодеяний.

* * *

Возвращение блудного сына.

Сколько воды утекло за эти пять лет по речным руслам, сколько морщин вписала рука времени на лица, сколько грез зародилось, расцвело и увяло...

Слезящимися глазами смотрит на сына мать. Сколько золота выбросил дон Томас, чтоб добиться прощения сыну! Сколько светских и духовных вельмож округлило свои состояния в ущерб сундукам Маньяры! И вот наконец-то он здесь - единственный сын...

- Я плачу от радости, Мигель, от радости, что ты вернулся, - говорит мать, силясь улыбнуться.

В мыслях ее витают давние и, увы, напрасные мечты о том, чтобы стал Мигель слугою божьим. Но, скорбная, молчит мать, не упрекает ни в чем и всем сердцем приветствует сына.

- Бедный отец твой! Вот уже ровно год, как я его похоронила.

Удар жесток.

Человек, давший ему жизнь, человек, который был добр, жизнерадостен и мягок - отец, любивший сына простой, но великой любовью...

Мигель обводит комнату взглядом - нет, не раздадутся больше решительные отцовские шаги. Комната обеднела, потемнела, стихла и уменьшилась...

И я еще более одинок, с горечью думает Мигель, еще один человек покинул меня. Я стал беднее на одно сердце, на один ласковый голос...

Донья Херонима зябко кутается во вдовьи одежды, хотя на дворе знойный день.

- Лишь после его смерти удалось мне умолить судей, чтобы тебе позволили вернуться. Вернуться как наследнику отцовских владений, чтоб ты мог управлять ими, живя в Маньяре...