Донал Грант

— Если бы вы смотрели на собственность исключительно мирским взглядом, в нашем разговоре не было бы никакого смысла. И всё же, по — моему, в вас до сих пор живёт смутное ощущение, что, несмотря на то, что лучше и праведнее всего поступать по — Божьему, пути мира сего тоже не стоит презирать. Тем не менее, одно остаётся несомненным: ничто, противящееся Богу и путям Его, просто не может быть истинным. Подлинная ценность любого имущества состоит лишь в том, что с его помощью можно творить Божью волю. Настоящего успеха добивается лишь тот, кто действительно творит её. Никакого другого успеха во вселенной и быть не может.

Арктура молчала. Она ненавидела себялюбие, но при этом унаследовала предрассудки, которые были себялюбивыми до мозга костей. От таких пороков избавляться труднее всего, и бывает, что даже самые светлые души лелеют их чуть ли не до конца своей жизни. Донал понимал, что в отношении имения и собственности Арктуре придётся много и тщательно думать. Однако он так же хорошо понимал, что она ни за что не оставит этот щепетильный вопрос без размышлений, и потому решил пока больше ничего не говорить. Перед тем, как возводить стены, нужно заложить крепкий фундамент, так что любые споры и доводы будут бесполезными и даже вредными, если спорящие не договорятся об истинности или ложности тех предпосылок и аксиом, на которые опираются их рассуждения.

Он повернулся к стремянке, прислонил её к трубе, поднялся и заглянул в отверстие. Его вытянутой руки как раз хватало, чтобы достать до той самой решётки, о которой говорил Дейви. Проволока была туго натянута, и на ней не было ни единого следа ржавчины; значит, она не была ни железной, ни стальной. Кроме того, чуть ниже на другой стороне трубы Донал увидел ещё одно окошечко света; видимо, где — то там было ещё одно такое же отверстие!

Затем он заметил, что каждая последующая струна (он уже не сомневался, что перед ним струны) была размещена чуть ниже предыдущей и все они были натянуты под наклоном от одного отверстия к другому — несомненно, для того, чтобы ветер проходил прямо сквозь них, проскальзывая между двумя окошками в трубе. Нет, наверняка призрачная музыка раздаётся именно отсюда!

— Знаете ли вы, миледи, каким образом должна быть размещена эолова арфа, чтобы ветер мог задевать её струны? — спросил он, спустившись вниз.

— Та, которую я видела, была натянута прямо в окне, — ответила Арктура, — и нижнюю раму открывали совсем чуть — чуть, чтобы впустить ветер.

Донал почти уверился в своих предположениях. Он тут же в подробностях описал Арктуре всё, что увидел в трубе.

— Конечно, — добавил он, — окончательно всё можно проверить только тогда, когда подует нужный нам ветер и мы сможем посмотреть, заиграет ли музыка, если, например, закрыть одно из отверстий, или нет. Придётся подождать.

Глава 42 Братская помощь

Однако Донал чувствовал, что даже убедившись в истинности своих догадок и уверившись, что непонятная музыка раздаётся от струн эоловой арфы, устроенной в каминной трубе, никогда не использовавшейся по назначению, они ещё не разгадают всей связанной с нею тайны. Возможно, кому — то было бы достаточно и первого открытия, но Доналу хотелось знать больше. Ему хотелось выяснить, действительно ли загадочная труба ведёт к одному из домашних каминов и если да, то в какой комнате этот камин находится. И всё потому, что в голове у него возник вопрос: а что если призрачная музыка каким — то образом связана с услышанной им историей об исчезнувшей комнате?

Тем временем пытливые расспросы любителей старины о древних преданиях и легендах подбирались к замку всё ближе и ближе, и потому пересудов о замке и его прежних обитателях в округе стало ещё больше, и в этих разговорах то и дело упоминалось жуткое привидение, которое до сих пор бродит по его залам и коридорам. Донал полагал, что рассказы о привидении пошли из — за того, что кто — то из жителей случайно заметил графа во время его ночных прогулок. Домашние же слуги, видели они сами хоть что — нибудь или нет, неизменно связывали подобные истории с легендой о таинственной комнате. Именно оттуда появлялся зловещий призрак, и именно туда он удалялся с первыми лучами рассвета.

Сам Донал всё свободное время проводил со своим другом Эндрю Коменом. Старику стало легче, и он собрался было снова приняться за работу, но вскоре понял, что сапожничать ему уже невмоготу. Силы покинули его, и любое, даже самое незначительное усилие причиняло ему мучительные страдания. Было больно смотреть, как он сидит за своим верстаком, с трудом протыкая шилом кожу и тут же останавливаясь из — за страшного кашля, сотрясавшего его исхудавшее, видавшее виды тело. Щёки его впали, лицо побледнело, он почти перестал смеяться и шутить, хотя ничуть не утратил радостного добродушия и всегда выглядел спокойным и довольным. Он понял, что выздороветь ему уже не удастся и медленная болезнь в конце концов приведёт его домой. Он был готов уйти хоть сейчас — или остаться среди живых подольше, как будет угодно Богу.