— Всё равно он бессердечный, бессовестный мерзавец! — свирепо сказал он. — Обвёл меня вокруг пальца, как малое дитя. Так мне и надо! Ничего, его мать обязательно поймёт, что я тут не виноват. Я готов был всё исправить, но было уже поздно. А вы ещё говорите, что она сама приложила руку к тому, чтобы все узнали правду, — оставила в секретере свои письма. Ну ничего, это даже к лучшему. Она всегда поступала по справедливости и потому не станет слишком сурово меня ругать. Ах, если бы Бог был хоть вполовину таким добрым, как моя бедная жена! Она всё — таки была моей женой, что бы там ни говорили все священники в этой глупой вселенной! Она была моей женой и заслуживала того, чтобы ею называться. Будь она жива, я женился бы на ней, просто потому, что это было бы ей приятно — по вечной женской глупости. Она умоляла, просила меня, но я стоял на своём. Да и зачем мне было уступать, когда так я мог делать с ней всё, что хотел?! Значит, вот в чём тут дело! Не то, чтобы я хотел обидеть её. Мне просто надо было держать её на поводу, не давать ей воли! Козырный туз лучше всегда держать при себе, чтобы женщина всегда знала, кто над ней хозяин. Но разве я мог предполагать, что она умрёт? Знай я об этом, то сделал бы всё, о чём она просила! Ведь нам было так хорошо вместе. Этот проклятый опиум вынул из меня душу, и вместо неё во мне поселился сам дьявол… Я готов поклясться, в ту последнюю бутылочку наверняка был примешан яд!.. Послушайте, Грант, нельзя ли как — нибудь уговорить Бога дать мне ещё немного пожить? Вы говорите, Он слышит наши молитвы. Попросите Его за меня! Я пообещаю вам всё, что угодно, под какой угодно залог, только бы пожить ещё немного, по — доброму, по — хорошему!
— А если, читая в вашем сердце, Бог знает, что вы не исправитесь, а будете продолжать жить точно так же, как прежде? Что будь у вас немного больше времени на земле, потом Ему было бы ещё труднее обратить вас к истине?
— Всё равно Он мог бы пожалеть меня, дать мне ещё одну возможность! И вообще, разве это справедливо — требовать от грешного человека такой же безупречной святости, как у Него Самого?
— Но ведь этот грешный человек сотворён по Его образу и подобию, — сказал Донал.
— Значит, плохо сотворен! — проговорил граф с ехидной ухмылкой. — Потому что толку от этого никакого, насколько я погляжу.
Донал задумался.
— Скажите, ваша светлость, вам приходилось когда — нибудь знать по — настоящему хорошую женщину? — спросил он.
— Хорошую женщину? Ну, конечно. И не одну. Правда, мне всегда были больше по вкусу несколько иные… хммм… особы… Да взять хоть мою матушку! Правда, с отцом она обходилась порой довольно сурово, но в общем женщина была вполне достойная.
— Будь вы на неё похожи, что тогда?
— Тогда, наверное, даже вы стали бы меня чуть — чуть уважать.
— Значит, она больше походила на Бога, чем вы?
— В сотню раз больше!
— А дурных женщин вы тоже знавали?
— Дурных? Сотни — причём таких, что для любовного зелья даже кровь у человека из сердца вытянут, пока он спит!
— Значит, вы понимаете разницу между такой женщиной и своей матерью?
— Разницу между небесным ангелом и исчадьем ада? Ещё бы!
— А приходилось ли вам видеть, чтобы дурная женщина становилась лучше?
— Нет, никогда! Хотя постойте… Я помню одну. Она была замужем, так что для неё дела обстояли ещё хуже — то есть, я хотел сказать, лучше! Она отравилась — на самом деле, всерьёз! — отравилась и умерла. Да, представьте себе, умерла. Когда пришла в себя и поняла, что натворила. Это была единственная женщина из всех, каких я знал, которая хоть немного исправилась. Уж не знаю, насколько бы её хватило, не покончи она с собой. Ведь после смерти лучше уже не станешь.
— А если бы она всё — таки продолжала исправляться? Как вы думаете, стала бы она со временем такой же достойной и праведной, как ваша матушка?
— Ну уж нет! Это вы хватили! Я ничего такого не говорил.
— А если бы Бог терпеливо учил и наставлял её, скажем, лет тысячу, а она всегда послушно делала всё, что Он ей велит?
— Ну, если так… Не знаю. И вообще, при чём здесь Бог? Да, матушка моя была женщина замечательная, но не из тех набожных кликуш, что вечно выпрашивают у Него милости!
— Есть одна старая история, — сказал Донал, — о Человеке, который был самым настоящим образом и подобием Бога. Так вот Он был лучше даже самой замечательной из женщин.
— Какой же тогда из него мужчина?
— Вам когда — нибудь приходилось бояться, ваша светлость?
— Да. Иногда. Много раз.
— А тот Человек вообще не знал страха.
— Быть того не может!
— Мать Его была хорошей, честной женщиной, а Он — ещё лучше. Ваша матушка была хорошей, честной женщиной, но вы сделались хуже неё. Кто в этом виноват?
— Я сам. И не стыжусь в этом признаться.
— А жаль, — печально покачал головой Донал. — Потому что, став хуже своей матери, вы навлекли стыд и позор на её голову. Вы сотворены по образу и подобию Бога, но вообще не похожи ни на Него, ни на свою матушку. Знаете, ваша светлость, у меня есть и отец, и мать. Так вот, по — моему, они очень похожи на Бога, и…