Донал Грант

— Мистер Грант, — снова начала она, — душа моя открыта Его взору, и в ней нет стыда. Я знаю, что сейчас сделаю нечто такое, что мир назвал бы нескромностью, недостойной настоящей женщины, но ведь мы с вами стоим не перед миром, а перед Небесным Отцом. Я хочу кое о чём попросить вас, попросить просто и без притворства. Прошу, потому что знаю: вы не станете выполнять мою просьбу, если почему — то не сможете этого сделать. И если сейчас вы дадите мне обещание, будьте уверены: я не стану требовать его исполнения до тех пор, пока не станет ясно, что я ухожу, ухожу навсегда. Я не хочу, чтобы вы отвечали мне сразу же. Вы должны подумать.

Тут она ненадолго замолчала, а потом сказала:

— Если вы не против, возьмите меня в жёны перед тем, как я умру.

Донал всё ещё не мог вымолвить ни единого слова. В душе его бушевали самые разные чувства.

— Я устала, — проговорила Арктура. — Прошу вас, пожалуйста, пойдите и подумайте над этим. Если вы мне откажете, я лишь скажу себе: «Он знает, что для нас лучше!» Я не буду стыдиться. Только не надо думать о том, что скажет мир; уж кому — кому, а нам с вами не стоит его опасаться. Пусть перед нами не будет ничего, кроме Бога и любви! Главное, чтобы Он был нами доволен, и тогда можно с улыбкой выслушивать всё, что говорят о нас Его глупые дети. Ведь они лишь повторяют пересуды своих неразумных нянек, а не внимают словам совершенного Отца! Так зачем же нам обращать на них внимание? Ведь правда?.. Знаете, мистер Грант, я сама себе удивляюсь, — продолжала она, видя, что Донал молчит, — что вслух говорю такие вещи. Правда, я уже давно об этом думаю, особенно когда лежу ночью без сна. Только теперь я уже ничего не боюсь, хотя и не могу заснуть. Вы же помните, «совершенная любовь изгоняет страх»! [37] Теперь у меня есть Бог, Которого можно любить, а ещё Иисус, вы и мой собственный отец. Потом, когда вы с ним познакомитесь, вы сами увидите, каким хорошим может быть человек, которого не воспитывали так, как вас… Ах, Донал, ну скажите же хоть что — нибудь! Иначе я заплачу, а слёзы так выматывают меня!

Арктура сидела в низком кресле, и на её коленях лежал квадрат яркого солнечного света (недавно она снова перебралась в свою вторую спальню, светлую и уютную), а на лице вспыхивали отблески огня, полыхавшего в камине. Донал неслышно опустился перед ней и положил руки ей на колени, прямо на солнечный свет, словно собирался помолиться, как молился в детстве рядом с матерью. Арктура накрыла его руки своими ладонями.

— Мне надо кое — что вам рассказать, — проговорил он, — и тогда вы сами скажете мне, что делать.

— Хорошо, — ответила Арктура с еле слышным судорожным вздохом.

— Когда я приехал сюда, — начал Донал, — то думал, что сердце моё разбито и уже никогда не сможет любить — ну, понимаете, любить так, как мужчина любит женщину. Но Бога я любил даже крепче, чем раньше, и вас полюбил с самого первого дня, от всего сердца желая помочь вам. Наверное, я стал бы себя презирать, если бы хоть раз помыслил, что вы можете полюбить меня больше, чем сестра любит брата, для которого готова сделать всё, что тому понадобится. Когда я видел, что вам неспокойно, мне хотелось взять вас на руки и прижать к сердцу, словно птичку, выпавшую из Божьего гнезда. Я и представить себе не мог, миледи, что вам нужна моя любовь. Ведь она и так всё время была вашей. Однажды я попросил девушку поцеловать меня — только один раз, на прощание! Она отказалась и была права. Но с тех пор на всех девушек я глядел так, как будто они стоят на вершине холма, и солнце светит им в спину, так что мне даже лица как следует не разглядеть.

Он замолчал. Руки Арктуры слегка дрогнули, словно вот — вот собирались вспорхнуть и улететь прочь.

— А эта девушка, она ещё… ещё жива? — спросила она.

— Да, миледи.

— Значит, она… ещё может передумать, — сказала Арктура и остановилась, словно сердце ей придавил тяжёлый камень.

Донал рассмеялся. Это был странный смех, но от него Арктуре сразу стало легче.

— Тут опасаться нечего, миледи, — воскликнул он. — У неё самый лучший супруг на свете! Я никогда на смог бы стать ей таким чудесным мужем, как бы сильно её ни любил.

— Этого не может быть!

— Да что вы, миледи, ведь она замужем за сэром Гибби! Это леди Гэлбрайт. Я бы и мечтать о ней не стал, если бы знал, что она любит Гибби. Я и сейчас люблю её почти так же, как его.

— Но тогда… тогда…

— Что, миледи?

— Тогда… Ах, да скажите же вы хоть что — нибудь!

— Что мне сказать? Божья воля, лежащая у корней вселенной, так же прекрасна, как её соцветия!

Арктура несколько секунд напряжённо смотрела на него, а потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Значит, меня… меня вы не любите?