Донал Грант

Губы у неё были тонкими, но приятной формы, и весь рот был бы довольно милым и нежным, если бы не поселившееся возле губ привычное выражение страдания. Над задумчиво — ласковыми глазами взлетали чёрные брови, намекавшие на скрытое упорство характера и несколько уравновешивающие слабость подбородка. Это было интересное, хоть и не совсем гармоничное лицо, и Донал подумал, что оно может стать даже красивым, если осветится изнутри радостным счастьем. Сложена леди Арктура была в высшей степени изящно, в чём Донал убедился, когда, подняв глаза, увидел её удаляющуюся фигуру. Ему подумалось, что ей незачем было убегать от него, словно от какой — то страшной опасности. Почему она не обращается с ним так же, как с любым другим слугой в замке? В её поспешности ему почудилось даже некоторое презрение, но он ничуть не обиделся, потому что был слишком полон реальности, чтобы обижаться на чужие мнения, как бы они ни проявлялись. И потом, ему уже пришлось испытать горькое разочарование, и он крепко усвоил преподанный ему урок. Он принадлежал к числу тех немногих поэтов, которые не поддаются жалкому стремлению непременно отыскать себе слушателей. Если поэту непременно нужна аудитория, он ещё не поэт, и стихи его мало кому пойдут на пользу, ведь ему самому они только во вред. Есть поэты, которые пишут не столько стихи, сколько саму жизнь; их самих можно назвать Божьими поэмами. Прекрасно, когда на песню сердца откликается другая душа, особенно когда певец не ищет ни от кого сочувствия. Но слава, о которой вздыхают многие из тех, кто мечтает стать поэтом (и даже кое — кто из поэтов подлинных), — это лишь пустая, бестелесная морская пена. Донал мог распевать свои песни с беззаботностью птиц, радуясь, что его слушает голубое небо, или смиренные овцы, или забредший в его края ангел, которому как раз случилось проходить мимо. Иногда, оставаясь один на лугу или на горном склоне, он читал свои стихи вслух, но лишь для того, чтобы воплотить их, облечь в одежды звуков и человеческого голоса. Его чуткая душа тут же откликалась на тень отчуждения в лице друга или страдальческий взгляд животного, но пренебрежительное выражение на лице незнакомой девушки не могло поколебать его спокойствия, будь она даже самой прекрасной женщиной на свете. Донал не слишком беспокоился, что думает о нём мир, потому что не слишком много думал о самом себе.

Леди Арктура и лорд Форг жили в одном доме как брат и сестра. Между ними не было почти ничего общего, так что они прекрасно ладили. Наверное, не знай они друг друга с самого детства, между ними могла бы вспыхнуть искра интереса и влюблённости. Сейчас же они мало бывали вместе и никогда не оставались наедине. Гости в замок заезжали редко, да и то лишь с соседскими визитами. Лорд Морвен почти никого не принимал, ссылаясь на слабое здоровье. Но леди Арктура действительно близко дружила с Софией Кармайкл, дочерью священника. Отец успел рассказать Софии о своём недовольстве Доналом и излил ей всё своё негодование по поводу его поведения. Этот юнец должен был немедленно покинуть его приход, а вместо этого взял и раздобыл себе самое лучшее — чего там, единственное! — место, которое в нём только было, лишив священника возможности предупредить его светлость. Чем больше несправедливых обвинений священник выдвигал против Донала, тем сильнее мисс Кармайкл осуждала нового учителя, поселившегося в замке. Ибо она была примерной дочерью и считала своего отца самым мудрым и достойным человеком во всём приходе. Естественно, она в точности передала его слова леди Арктуре. Та, в свою очередь, пересказала их дяде.

Однако граф просто отказался обращать на это своё августейшее внимание. Дело сделано, сказал он. Он сам видел этого учителя и беседовал с ним, и Донал ему понравился. К тому же, молодой человек сам рассказал ему о неудовольствии священника! Просто надо попросить, чтобы при обучении Дейви он не касался вопросов религии и веры. Таким образом, граф дал племяннице понять, что разговор окончен, и начисто о нём позабыл. Его светлость не желал предпринимать ничего такого, что потребовало бы от него усилий воли, сознательного размышления и логических выводов. Кроме того, для него не существовало вещей настолько важных, чтобы заниматься ими безотлагательно.

Леди Арктура больше не возвращалась к этому вопросу, зная, что спорить с дядей бесполезно, а пытаться принудить его к действию — ещё бесполезнее. Но её снедало мучительное сомнение: а вдруг она пренебрегает своим долгом? Она пыталась убедить себя, что ожидает лишь того дня, когда у неё самой появится явное и справедливое недовольство новым учителем, чтобы она могла честно об этом заговорить.