Донал Грант

— Нет, не позволил бы, — ответил ей муж, — если бы она сама хорошенько понимала, что худо, а что хорошо. Или ты хочешь, чтобы я силком её удерживал от всякого греха, а сама она пусть только и ждёт, пока я отвернусь, чтобы улизнуть да набедокурить? Нет, я хочу, чтобы она сама увидела, что нагрешила, и покаялась бы, и поняла бы, какая это скверна — идти против святой воли Того, Кто её сотворил и ради неё умер. Сама посуди, что тут лучше и что выберет любой дед, который любит Бога, любит свою внучку и любит истину! Нам надо обоими глазами взирать на истину, а не моргать да коситься на мир сей и его праведность! Уж лучше быть Закхеем, чтобы Господь пришёл к нам домой вечерять и чтобы с каждым часом в сердце возрастала праведность Божья, — чем гордым фарисеем, который даже не понимает, что грешит, а с такими, как Закхей, и говорить — то гнушается!

— Если вы думаете, что я могу что — то сделать для Эппи, то я готов, — сказал Донал. — Признаюсь, я немного боюсь вмешиваться.

— Вам, сэр, лучше вообще рядом с ней не появляться, — ответил Эндрю. — Вы и сами человек молодой, а на людские сердца да языки лучше не полагаться. Ведь бывают и такие, что ни в какую не желают верить, что человек может даже самую малость сделать в чистоте сердца да по доброму расположению. Тут же начинают придумывать да измышлять, какие же у него побуждения; прикидывают, значит, какие же такие соображения могли бы и их самих на такое подвигнуть. Им даже представить трудно, что доброе дело можно сделать просто так, потому что оно доброе!

— Вот только если вам пойти к миссис Брукс, — смиренно предложила практичная Дори, — и спросить её, не заметила ли она чего, не взялась ли Эппи за старое. Вы ведь с ней добрые приятели.

Донал пообещал поговорить с экономкой и, вернувшись в замок, тут же побежал её искать. Та сказала ему, что девушкой она весьма довольна: и работает она прилежно, и усердна, и услужить чуть что готова. Конечно, порой и грусть на неё находит, и тоска; но тут старикам нужно помнить, что они тоже когда — то были молоды. Хоть и не встречается она больше с молодым графом, да разве сразу его забудешь? Но так и быть, она приглядится к Эппи повнимательнее.

Глава 30 Лорд Морвен

Наконец зима вошла в свою полную силу. Сначала подморозило, потом выпал снег, за ним пришла слякоть и ветер с дождём, а потом опять пошёл снег, густой и спокойный, и покрыл землю пушистым, толстым ковром. А там ударили морозы, река замёрзла, и Дейви с восторгом начал учить своего учителя кататься на коньках. Сначала Донал то и дело падал, но потом, отчасти из — за того, что не боялся ушибиться, стал кататься вполне прилично. Все его успехи мальчик приписывал своему учительскому таланту, и когда Доналу особенно удачно удавался какой — нибудь поворот или пируэт, важно говорил, что этому мистера Гранта тоже научил не кто — нибудь, а он, Дейви. Однако он очень скоро заметил, с каким безоговорочным доверием Донал слушает его и пытается сделать всё, что он ему говорит. Это помогло мальчугану впервые увидеть красоту и достоинство послушания и в конце концов понять, как низкопробна нравственность того, кто пытается обрести свободу, отказываясь подчиниться воле другого. Такой человек постепенно утратит даже собственную волю и будет действовать, покоряясь любому случайному побуждению — которое, кстати, вполне может оказаться волей дьявола.

Итак, Донал и Дейви возрастали вместе, соединяя свои сердца в одно крепкими узами дружбы. Донал никогда не вздыхал про себя, желая поскорее освободиться от общества своего ученика, а Дейви больше всего на свете нравилось быть рядом со своим учителем. Старший мягко вёл младшего к свободе. Только Сам Творец человеческой души может научить душу подлинной свободе, но чаще всего Он учит нас устами и делами тех, кто уже познал Его освобождение, а Дейви был способным учеником. Донал радовался, видя, что мальчик крепко верит и охотно слушается, и поэтому надеялся, что тому не придётся, как многим другим, проходить долгий и трудный путь учения на ошибках и страдании.

Но, конечно же, Дейви бывал не только с Доналом, и со временем Донал начал беспокоиться о том, что и как мальчик делает в остальные часы. Иногда Дейви сидел в комнате лорда Форга, иногда на конюшне, иногда с отцом. По всей видимости, общество младшего сына не так раздражало расшатанные нервы графа, как беседы с другими обитателями замка, и он виделся с Дейви чаще, чем с Форгом. Донала всегда поражало, сколько времени граф мог проводить в полном одиночестве, а после загадочного ночного явления он стал даже немного опасаться того влияния, которое оказывал на мальчика его отец.

Прямо спрашивать об этом Дейви было бы нетактично, однако вскоре мальчик заговорил об этом сам.

— Знаете, мистер Грант, — сказал он, — какие чудные истории рассказывает мне папа? Жаль, что вы не можете слушать их вместе со мной!

— Мне тоже жаль, — ответил Донал. — Я бы с удовольствием.