Дональд Трамп. Роль и маска

Тогдашний министр обороны Дональд Рамсфелд не хотел, чтобы пойманных террористов размещали на американских военных базах:

– Я тоже не намерен служить тюремщиком в этом проклятом мире.

Но его все же убедили в том, что надо куда-то девать руководителей «Аль-Каиды». Не отпускать же их на свободу, чтобы они продолжали убивать людей! В середине января 2002 года первый самолет, заполненный талибами и боевиками «Аль-Каиды», приземлился на кубинском острове Гуантанамо, на американской военной базе, – подальше от Ближнего Востока.

Четыре женевские конвенции призваны уменьшить ужасы войны. Два дополнительных протокола от 1977 года, правда не подписанные США, говорят, что не только военнослужащие, но и партизаны, попав в плен, имеют право не отвечать на вопросы – они обязаны только назвать имя, звание и номер военной части. Но ЦРУ и Пентагон считают, что пойманные террористы не подпадают под действие женевских документов, они уголовные преступники и, следовательно, обязаны давать показания. Если молчат, их можно и нужно заставить говорить.

Самой популярной была пытка водой. Голову допрашиваемого силой погружали в воду – и держали, и его охватывала паника, возникало жуткое и паническое ощущение, что его хотят утопить и он сейчас захлебнется. Этой пытки не выдерживал никто.

Имитация утопления пыткой не считалась. Министерство юстиции Соединенных Штатов пошло навстречу оперативным работникам и следователям Центрального разведывательного управления. Индульгенцию выдал спецслужбам тогдашний юридический советник Белого дома Альберто Гонзалез, который потом стал министром юстиции.

«Как вы подчеркивали, – докладывал он президенту, – война против терроризма – это новый тип войны. Природа ее такова, что особенно важно максимально быстро получать информацию от захваченных террористов и их покровителей, чтобы помешать новым терактам против американских гражданских лиц. По моему мнению, это требует пересмотра норм женевских конвенций, ограничивающих право допроса пленных».

Все методы допроса приемлемы, если они не приводят к серьезным травмам или к смерти. Никого не утопили, видимых травм не осталось. Какая же это пытка? И критиковать эти методы ЦРУ, когда речь идет о борьбе против терроризма, – непатриотично. Ради спасения людей нужно идти на многое. Это теория тикающей бомбы, модная среди тех, кто профессионально занимается борьбой с террористами. Если боевик знает, где заложена бомба, которая должна вот-вот взорваться, его надо заставить говорить. Если речь идет о спасении невинных людей, любой метод оправдан. Даже пытки.

Недавно во время интервью на телевидении уже бывший директор ЦРУ Джордж Тенет сорвался:

– Мы не пытаем людей. Послушайте меня! Нет, вы послушайте меня! Все забывают главное, что тогда происходило. Мы жили в страхе, потому что нам ничего не было известно о том, что замышляют террористы. А эта программа спасала жизни. Мы сорвали заговоры против нашей страны!

В подготовленном сенатом США докладе говорится, что никакие заговоры сорвать не удалось. В апреле 2014 года сенат постановил рассекретить доклад о тайных допросах, которые проводились в ЦРУ. Сенаторы обвинили разведчиков в том, что они подвергали людей пыткам и врали конгрессу и Белому дому относительно эффективности этой программы.

Так на что же имеет право сотрудник ЦРУ в борьбе с терроризмом? Какие инструкции он получает? Можно пытать задержанных?

Руководство по методике ведения допросов, разработанное в ЦРУ, гласит:

«Жизнеощущение человека в камере зависит от его способности сохранить самоуважение, привычки, поддерживать отношения с другими людьми. Заключение позволяет оборвать все связи с внешним миром и прежней жизнью. Одиночное заключение для большинства людей становится тяжелым психологическим стрессом. Важно постоянно напоминать заключенному, что он одинок и неоткуда ждать помощи.

Угроза применения силы действует надежнее, чем само применение силы. Угроза причинить боль включает механизм страха быстрее и надежнее, чем сама боль. Зато угрожать смертью более чем бесполезно. Одни заключенные впадают в состояние безнадежности. Другие понимают, что это блеф, а это подрывает позиции следователя.

Боль, которая приходит извне, может усилить волю задержанного к сопротивлению. Боль, которую он причиняет себе сам, напротив, подрывает его способность к сопротивлению. Например, если заставить его долго стоять в крайне неудобном положении или сидеть на столе, свесив ноги, то ощущение боли он доставляет себе сам, а не следователь – его же никто не бьет.

Очень сильная боль может привести к даче ложных показаний, придуманных только для того, чтобы избежать боли. Это ведет к опасной трате времени, ведь новые показания придется проверять. А за это время заключенный может придумать еще более изощренную ложь, проверить которую будет значительно труднее.