Читаем Донбасский декамерон полностью

Европейская слава и авторитет в мире горной науки у Терпигорева были непререкаемыми настолько, что его никто и никогда, до самой кончины его в 1959 году, не попрекнул биографией времен Гражданской войны. А в тридцатые без следа пропадали люди куда более спокойных анкетных данных. Судите сами: весной – летом 1919 года был первым, выборным при советской власти, ректором Екатеринославского горного института. Но уже в октябре того же года Александр Митрофанович принимает приглашение Антона Деникина занять должность начальника горно-топливного отдела Управления торговли и промышленности в Ростове-на-Дону. Не отказал он и Врангелю, занимая ту же самую должность в Севастополе в 1920 году. А вскоре после освобождения Крыма от белых Терпигорев становится заведующим горно-топливным отделом Севастопольского уездного отдела народного хозяйства. И возвращается в Екатеринослав. Ни малейших признаков репрессий или неудовольствия со стороны советской власти. В Терпигореве нуждались все.

По окончании Гражданской войны углепром Советской России, сосредоточенный тогда исключительно в Донбассе, лежал мертвым. Не хуже, чем после фашистов. Для сравнения. Тогдашние газеты писали, что угольный бассейн Северной Франции, уничтоженный кайзеровскими войсками, оживет не скоро. На одну только откачку воды из затопленных шахт специалисты отводили 10 лет. Французские горняки именно за 10 лет и справились. В Донбассе площади и объемы затопления горных предприятий были в два раза больше. В 1922–1923 годах Терпигорев возглавил специальную комиссию, которая обследовала более 200 шахт региона и по каждой дала подробные рекомендации к восстановлению. Это позволило справиться с восстановлением шахт менее чем за пять лет – к 1928 году.

Опыт двадцатых Терпигорев и его сотрудники и положили в основание новой программы восстановления. За дело взялись на следующий день после ухода немцев из Сталино.

Донбасский писатель Борис Горбатов, вошедший в город вместе с советскими войсками, свидетельствовал: «Через несколько часов после освобождения Сталино на единственном уцелевшем в центре города большом здании уже висел плакат: «Комбинат “Сталиноуголь” объявляет прием рабочих. Тут уже толпятся сотни людей».

Главное для начала было – получить электроэнергию. И в январе сорок четвертого в Донбассе невероятными трудами запустили Зуевскую ГРЭС. Еще раньше заработали несколько мартеновских печей в Сталино, Макеевке, Енакиево. Пошел местный металл. Ученые и специалисты горного дела ехали со всей страны. Горный инженер Виктор Гейер придумал новые схемы откачки воды и специальные насосы – эрлифты.

Но нужны были рабочие руки, много мужских рук. А мужчины были на фронте. И тогда на шахты пошли женщины. В горняцких поселках, в общем-то, женщиной на вспомогательных работах в руднике никого не удивишь. Но тогда матерям, сестрам и женам воевавших довелось и опускаться в добычную лаву, в забой, и работать и лебедчиками, и на сортировке угля. До конца 1946 года до 48 % рабочих в шахте составляли именно боевые наши женщины. И все равно рук не хватало. Под землю стали опускать военнопленных – немецких, румынских, венгерских вояк. В сорок шестом с Дальнего Востока пригнали даже строительный батальон из пленных японцев.

Дело пошло веселее. Работали не щадя сил. Иногда просто не выходили на поверхность, а, передохнув, начинали работу заново. На шахтах Енакиева, Горловки, Макеевки обычным делом стало, что на каждого горняка приходилось по 144–151 тонне добычи угля в сутки. И это на одном отбойном молотке и лопате!

К середине 1949 года в целом Донбасс вернулся к довоенным объемам добычи угля. А на следующий год превзошел их. А за два года до этого, в сентябре 1947-го, Верховный Совет СССР опубликовал Указ об учреждении медали «За восстановление угольных шахт Донбасса». Она приравнивалась к боевым наградам. Получили ее почти 50 тысяч человек. Одновременно с ней была учреждена медаль «За восстановление предприятий черной металлургии Юга».

В чем исторический смысл этой великой восстановительной эпопеи? Она не дала осуществиться мечтам врагов Советской России, которые были уверены, что уж теперь-то, когда индустрию поднимать придется чуть не с нуля, при колоссальнейших человеческих потерях, нашей стране не сдюжить. Так и ставился вопрос целым рядом политиков Запада – мол, угрохали мы германский сумрачный гений, а он смертельно ранил русских скифов. Не сбылись их мечты и планы.

В очередной раз русский народ в содружестве с другими народами Союза доказал, что только титанические задачи бытия и даны в услужение русскому духу. Кто-то однажды в адрес этого народа сказал, что, мол, для себя, любимого, огород разбить русскому неинтересно, а вот устроить огород на Луне – любо-дорого. Что ж, спорить с этим незачем. События 1943–1949 годов ярко показали, что, по словам поэта, «другие страны созданы для тех, кому быть русским не под силу».

* * *

– Кстати, – вскинулся Панас, – мне тут одна книжка попалась занятная печатная. Там, но я вам лучше в виде истории перескажу, как правильно партизанить в Крыму.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее