Читаем Донбасский декамерон полностью

Пустошный и Линник растерли ноги Седова спиртом. В тот же день начальник сел на переднюю нарту. Пустошный попеременно с Линником шли около нарты Седова. Он молчал, все время держа на ладони компас, как бы не доверяя ему. Но магнитная стрелка показывала на север. Нарты продвигались вперед по нескончаемому льду.

1 марта в сильную пургу Пустошный и Линник установили палатку в трех милях от мыса Бророк, на южной оконечности Земли Рудольфа. Стоял мороз в 60 градусов по Цельсию. У палатки замерзли четыре собаки. Седов лежал в спальном мешке в глубине палатки.

– Эх, эх… “Все пропало!” – еще в сознании говорил он.

Утром 5 марта 1914 года начальник попросил сварить ему бульон (примус горел в палатке все время, хотя запасы керосина истощались). Но когда бульон был готов, Седов отказался от обеда:

– Ешьте вы, а я подожду!

Пустошный и Линник взялись за ложки. В молчании они ели бульон и вдруг услышали странный, необычный хрип. В ужасе они повернулись к больному. Седов лежал, приподнявшись в спальном мешке, упершись головой в заднюю стенку палатки. Линник вскочил, бросил ложку.

– Георгий Яковлевич, что с вами? Что случилось? – закричал Линник и приподнял тело Седова.

Но Седов был уже мертв».

Спутники Седова чудом спаслись и смогли вернуться к судну. Летом по открывшейся воде они повернули на юг. Топливо кончилось, в топки шло все дерево, которое только могли найти, включая палубу и бимсы переборок судна.

Измученные, полуживые люди на обломке своего корабля пришли, наконец, к Кольскому полуострову. Два человека умерло позже от истощения.

Так завершилась героическая в своем безумном порыве первая попытка России покорить Северный полюс Земли. Вместе с Седовым отправились на полюс еще две экспедиции – Русанова и Брусилова. Обе сгинули во льдах. Кстати, седовцы на обратном пути ухитрились наткнуться на двух человек из экспедиции Брусилова. Для бедолаг «Михаил Суворин» был просто провидением Господним.

Но Седов все же побывал на «макушке планеты». В год 100‑летия азовского рыбака, ставшего офицером и путешественником, на Северный полюс пришла советская экспедиция на ледоколе «Георгий Седов».

В то время экспедиции в эту точку Земли стали делом обыденным.

* * *

Панас подвигал по столу какие-то бумаги, заглянул в электроблокнот и поднял глаза на Донну:

– Давайте посмотрим на первый ряд русской культуры. Нам известны те из деятелей культуры этого ряда, которые происходят из всех трех русских столиц. Но вот с Югом нам необходимы надежные сведения. Понятно, что мы не позитивисты какие-нибудь, чтобы брать фактаж и пускать его в научный оборот без проверки и уяснения всех нюансов и особенностей употребления этой информации. Скажу вам больше – именно поэтому наша группа и занимается тем, чем занимается. В это время десятки, если не сотни других групп предоставляют свои данные таким же кураторам, как я. Итак, чем продолжим?

Палыч тряхнул стриженой головой:

– Что ж, это нетрудно. Но предлагаю начать с рассмотрения «Слова о полку Игореве». Это тоже Донбасс или Дон и Приазовье.

– Это не совсем то, но давайте послушаем и запишем.

– Так и запишем: Главное правило полка Игорева – ни слова о полку Игореве!

История о том, как была разгадана тайна «Слова о полку Игореве»

Давным-давно, в армии, замполит предложил каждому из нас рассказать, чем знаменита его малая Родина. Рядом со мной сидели сослуживцы из Твери, Можайска, Москвы, Тольятти, Нижнего Новгорода. Ясно, что они заливались соловьями. Мне, тогда жителю городка Красный Лиман в Северном Донбассе, оставалось только выложить один-единственный козырь: «А в наших местах произошла битва князя Игоря с половцами. “Слово о полку Игореве” читали? Так вот – это про наши места».

Информацию об этом печатала местная газета моего городка, а газетам советский человек верил. То было время начало увлечения «Словом» многих людей, которым великий памятник русской культуры вернул своими книгами и статьями в семидесятых годах академик Дмитрий Лихачев. С тех пор у меня собралась достаточно большая библиотека по «Слову», я и знаю теперь, что никто за двести с лишним лет вывода повести из небытия графом Мусиным-Пушкиным так и не смог точно указать место битвы. Более того, даже путь к полю последней битвы, несмотря на жаркие споры историков и литераторов, отыскать за десятилетия не смогли. Дело дошло до того, что вновь, как и при Мусине-Пушкине, начали сомневаться в подлинности древнего произведения, пока, слава богу, недавно умерший гениальный русский лингвист Александр Зализняк не поставил точку в споре, доказав при помощи инструментов прикладной лингвистики, что спору такому нет места.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее