Поэт купил здесь хутор «Дубки» и развил просто сумасшедшую гражданскую активность. Журналы его потихоньку забывали, и он отдал все свои организаторские способности служению городу, его приютившему. Обустройство железной дороги для вывоза угля через таганрогский порт, строительство женской гимназии, окружного суда, оперного театра, устройство городской газеты, забота (едва ли не впервые в России) о защите окружающей среды, в первую очередь, Азовского моря – всем этим занимался сын русинского просветителя в последний период жизни.
Почти ничего из затеянного ему не суждено было увидеть. Многое появилось через год-другой по его кончине, которая последовала в декабре 1868 года. К тому времени уже умер любимый друг гимназических лет Николай Гоголь, покинули сей мир ближайшие друзья Карл Брюллов, Михаил Глинка и любимый старший брат Платон. В одном из последних писем друзьям Кукольник, имя которого уже стали забывать в столицах, писал: «Как-нибудь умрется, а пока – живется».
Смерть его была картинной, как и положено поэту. Собираясь на спектакль приезжей труппы, он подал жене коробку конфет и рухнул как расстрелянный – аневризма головного мозга.
В 1931 году неизвестные вандалы вскрыли могилы Нестора Васильевича и его жены в поисках поживы. А после войны и хутор, и могилы оказались на территории, отведенной заводу «Красный котельщик». Останки одного из самых известных и оригинальных русских писателей пушкинской поры оказались на свалке.
Мы не беремся судить, насколько творческое наследие Нестора Кукольника ценно для русской литературы, но убеждены в том, что в своем знаменитом сочинении, так блистательно поставленном великим Каратыгиным на петербургской сцене, верней, даже в его названии содержится мысль, которую Достоевский и счел пророческой – во многих немыслимых бедах далекой и близкой истории Отечество наше спасала лишь Рука Всевышнего через посредство многомилионной мозолистой руки русского народа, частью которого ощущал себя и русин Кукольник.
– Что скажете, Донна?
– Готовый сюжет для байопика серий на 16.
– Хм. Да уж. Драматичненько. Но для нужд идеологичненьких – самое то. Берем не глядя. А вот скажите мне… Ну, вот Кукольник, он все-таки человек из учебника по истории литературы. Знаете, такая главка черным петитом: «20–60‑е годы XIX столетия». Я о чем? Харьковщна, допустим, это Репин. А в Донбассе кто?
Донна пожала плечами:
– Известное дело – Прокофьев Сергей Сергеевич.
В 1891 году в селе Сонцовка Екатеринославской губернии родился один из величайших русских композиторов Сергей Прокофьев. Он появился на свет в имении приятеля своего отца, который там же и служил управляющим.
– Что характерно, – вставил Панас, – это случилось тоже в Донбассе, но на свежем воздухе.
– Не перебивайте, – строго сказала Донна.
Село с 1927 года стало именоваться Красным. Здесь же в год столетия Прокофьева (1991) открыли музей композитора – филиал Донецкого областного краеведческого музея.
До Донецка оттуда всего час езды на поезде (55 км), но никто из Прокофьевых никогда не был в столице Донбасса – в годы их жизни в тех краях Юзовка (родовое имя Донецка) была грязным, дымным заштатным местечком без признаков культуры, единственной достопримечательностью которого были многочисленные шахты и заводы.
Сергей Прокофьев действительно рос на свежем сельском воздухе, на приволье, впитывая всей душой звуки природы и звуки музыки, на которой его мать была буквально помешана. Даже будучи беременной, она играла своему ребенку по шести часов на фортепиано, надеясь, что это сделает дитя более музыкальным. Как в воду глядела.
Жили Прокофьевы в отданном им на попечение имении практически как в своем собственном. Композитор Глиэр, бывавший там, вспоминал позже «небольшой помещичий дом, окруженный веселой зеленью сада, дворовые постройки, амбары, клумбы с цветами, аккуратно расчищенные дорожки», постоянную занятость сурового и замкнутого Сергея Алексеевича, поездки к соседям в имения всегда «за двадцать, тридцать километров от Сонцовки», отличных ездовых лошадей, «дальние прогулки верхом», которыми маленький Сережа «очень увлекался».
Как и у многих музыкальных гениев, способности к занятиям музыкой пробудились у Сергея Прокофьева-младшего поразительно рано. Его мать писала в своих воспоминаниях:
«Проиграв учительнице то, что я выучила, я знакомилась с новыми пьесами под ее руководством и с этим запасом уезжала в деревню, где продолжала свои любимые занятия.
Бывало, утром играю свои урочные часы. А крошка Сергуша из своей детской, за пять комнат от гостиной, бежит ко мне одетый в детское платьице, картавя, трехлетний, говорит: “Эта песенка мне нлавится. Пусть она будет моей”. И снова бежит в свою детскую продолжать свои забавы. Иногда, окончив пьесу, я, к удивлению своему, вижу Сережу сидящим спокойно в кресле и слушающим мою музыку».