Читаем Донбасский декамерон полностью

История отыграла обратный ход – такого уважительного отношения к земляку-композитору, которое показывает Донбасс, хватило бы на двух Прокофьевых.

В канун дня рождения композитора в Донецке устанавливали памятник другому уроженцу Екатеринославской губернии (в нее входила и Юзовка – будущий Донецк) – Антону Павловичу Чехову. Журналисты и культурная общественность, собравшаяся на это мероприятие, живо обсуждала проект еще одного памятника, который недурно было бы поставить у входа в республиканскую филармонию. Кому? Правильно – Сергею Сергеевичу Прокофьеву.

* * *

– Впечатлен, – проникновенно сказал Панас. – Но мыслями поделюсь уже завтра. Пора отдыхать. Мы и так с вами на износ работаем.

– На фронте и не такое переживали, – озлился Палыч. Словно его кто-то в чем-то обвинил.

– Палыч, господибожемой, да кто ж вас в чем хоть на граммулечку в чем подозревает или обвиняет?

– Панас, ты сам-то на войне бывал, в окопах

Панас набычился и во взгляде его, обращенном к Палычу, сверкнула уже какая-то искорка, губы уже поползли в сторону сказать резкость. Но он сдержался.

– Друже, я ж сразу сказал, что я из «обновленцев», а раз так – значит, с фронта и прибыл. Но я всегда готов послушать тебя, если тебе есть, что про фронт рассказать.

Палыч, успевший остыть, махнул рукой:

– Не, свежее бередить не хочу. Но перед сном расскажу из Великой Отечественной пару эпизодов. Может, поймешь, о чем я.

История о том, что страшней Ивана из Донбасса с винтовкой только Иван из Донбасса с топором

– Чудеса на войне случаются. И не всегда они являются капризом судьбы. Напротив, чаще всего они продукт воли, мужества, отваги и, безусловно, природной находчивости. Примерно так, наверное, рассуждало командование одной из частей Красной армии, представляя 31 августа 1941 года к высокой правительственной награде колхозника из Донбасса Ивана Середу.

Иван Павлович родился в Краматорске, а вырос под Донецком, в селе Галицыновка, которое, кстати, вместе с несколькими другими – Марьяновка, Максимилиановка, – было некогда опорным пунктом немецких колонистов в этом крае. На службу Середу призвали еще в 1939‑м и определили в повара. Так он и войну встретил. Воевал в 91‑м танковом полку 21‑го мехкорпуса на Северо-Западном фронте.

Свой первый и самый знаменитый подвиг красноармеец Иван Середа совершил в августе 1941 года под городом Двинском (не так давно латыши его Даугавпилсом звали).

Не ожидая никаких неприятностей, Иван куховарил, спеша к обеду, как вдруг услыхал звук танкового мотора. Опытный боец, служивший третий год, живо определил, что к нему на кухню прется фашистский танк. Перекинув через плечо свой карабин, повар для чего-то прихватил с собой и топор с кухни. Случайности, как говорится, не случайны – очень скоро выяснилось для чего.

Дальнейшее очень смачно описал один из сослуживцев Ивана в дивизионной газете.

За последнюю четверть века мы привыкли слышать, что 22 июня 1941‑го – это сплошные поражения Красной армии: отступление, куча пленных и разбитой техники. Все эти годы нам упорно вбивают в сознание, что в те трагические дни Красная армия никаких успешных действий не вела.

«В тот день немцы особенно сильно навалились, танки и самоходки подтянули. Варит Иван кашу, к стрельбе отдаленной прислушивается. И тут его словно что-то в бок толкнуло. Оглянулся и обмер. От дороги ползут в его сторону три фашистских танка. И откуда взялись? Раздумывать некогда – надо добро спасать. А как спасать, если до переднего танка уже метров двести осталось?

Быстренько распряг Иван лошадей и к леску, что неподалеку, направил, а сам за полевую кухню укрылся – авось фрицы не заметят. Может быть, прошел бы номер, да один танк прямо на кухню и выкатил. Танкисты кухню заметили, обрадовались. Решили, что русские ее бросили. Крышка люка открылась, и танкист высунулся. Здоровый такой, рыжий. Головой повертел да как загогочет торжествующе.

Тут Иван не выдержал, куда и страх делся. Схватил топор и прыг на танк. Рыжий, как его увидел, в люк прыгнул и крышку захлопнул. А Иван уже по броне топором стучит: “Хенде хох, гансики! Налетай, ребята, окружай, круши фрицев”. Немцы начали стрелять, а Иван, недолго думая, топором им ствол пулемета погнул – против лома нет приема. А чтобы фрицы особенно не хорохорились, своим халатом им и смотровую щель закрыл. Орет: “Гитлер капут, окружай их, ребята…” Топором, как кувалдой, орудует по броне. Что уж подумали немцы – не знаю. Только открывается люк и с поднятыми руками рыжий верзила показывается. Вспомнил тут Иван Середа про карабин за спиной, мигом его на фашиста направил. А за тем уже второй танкист лезет, третий. Иван еще громче орет, командует несуществующим бойцам “окружать” и “держать фрицев на мушке”. А сам пленных выстроил около кухни, заставил друг другу руки связать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее