Остальные присутствующие заседали за столом, и Лабинцов встретил взгляд, до неестественности внимательный и тягучий. Маленькие глаза смотревшего, казалось, не имели ресниц, что производило страшноватое впечатление. Инженер про себя назвал незнакомца «гологлазым». Тот небрежно окликнул мужчину со шпагой, обнаружив своё начальническое положение:
– Займи место!
Человек пошёл к столу, и Лабинцов увидел, что он украшен не только холодным оружием: на другом его боку висела бутылочная граната.
Местный большевик, уже знакомый читателю, сидевший с чернильным карандашом в руке, пригласил Семёна Кирилловича тоном обходительного официального лица:
– Присаживайтесь, товарищ Лабинцов. - Бывший пролетарий, теперь именовавшийся по должности председателем рабочего исполнительного комитета, объяснил: - Требуют золото в Оренбург... - далее он говорил, уже смотря на гологлазого и как бы пробуя пункт для полемики: - Требуется забрать от нас золотой запас, то есть ценность трудового Баймака.
Семён Кириллович понял, что предрика никак не сочувствует желанию губернской власти. Живо представились многолюдные революционные учреждения Оренбурга - как там, при вести о пудах золота в Баймаке, до судорог взыграл аппетит. Отделы и подотделы уже азартно готовятся к делёжке, подводя основания под запросы финотчислений, прокладывая желоба, побежав по которым, золотые ручейки будут споро превращаться в дополнительные пайки для советских служащих, в сахар, в сливочное масло, в не менее жирные, чем оно, оклады. Жизнелюбие новорождённой бюрократии лихо затмило претензии прежней, избалованной изобилием: примета, которую успели оценить весьма многие, в их числе и Семён Кириллович.
– Губернское руководство чем-то помогло Баймаку в его бедственном положении? - сдержанно-упрекающе обратился он к вожаку оренбуржцев. - Губерния может поручиться, что в ближайший срок завод заработает и рабочим будут выдавать жалование?
Предрика вставил с выражением косвенной поддержки:
– Так и запишем!
Оренбуржец с неприятными глазами сказал Лабинцову без раздражения:
– Эти знают, а вы ещё нет. Я - особоуполномоченный губкома и губернского военно-революционного комитета! - он указал взглядом на лежащий на столе документ.
Инженер понял, что должен с ним ознакомиться. Напечатанные на машинке строчки читались с невольно заострившимся вниманием. Предъявитель мандата был «облечён правом прибегать к любым революционным мерам, вплоть до расстрела виновных в срыве его задания особой важности».
В ту пору подобные документы и персоны с неограниченными правами были явлением, можно сказать, обязательным на просторах бывшей Российской империи, к этому привыкали, и всё же у Семёна Кирилловича на минуту опустились веки от болезненного гула крови в висках. Он укротил заплясавшие нервы.
– Мне доверились тысячи и тысячи рабочих семей, - усиливался говорить так же спокойно, как гологлазый, - и я обязан довести до них о цели вашего приезда. Немалая часть населения до весны вымрет - без того, что может дать золотой резерв. Люди, которых жизненно касается вопрос, должны и решать его.
– Запишем! - предрика сладковато глянул на приезжих и стал старательно работать карандашом. - Запишем о местной революционной инициативе... - добавил он со значением.
Вожак оренбуржцев спросил Семёна Кирилловича по-прежнему флегматически:
– А ваш долг коммуниста-большевика?
– Я - не член партии большевиков! - ответил Лабинцов зазвеневшим голосом.
Особоуполномоченный помедлил и перевёл тягостно-привязчивый взгляд на председателя:
– Кто у вас у власти? - бесстрастие теперь выглядело деланным, и за ним угадывалось тихое ледяное бешенство.
Предрика обладал лицом, выразительно-подвижным до невероятия: в течение пяти секунд оно могло быть прокурорски требовательным и ехидно-слащавым. Сейчас оно выражало конденсированное глубокомыслие.
– На текущий момент - не состоит, а в другой момент будет коммунист. Как и учит нас по диалектике Карл Маркс, - философски разъяснил он приезжему. - Мы с вами как с представителем губернии, - продолжил поучающе, - должны учитывать местный характер обстановки - раз! И революционную волю местного рабочего класса - два!
Депутаты баймакского совета подхватили с прорвавшимся возбуждением:
– Само собой так!
– Оно действительно!
– Именно что надо учитывать!
Один из активистов бросил оренбуржцам, обернув злорадство в шутейность:
– Во-о, знали бы наши бабы сейчас про ваше дело!.. Успели б вы смыться, нет? - он потускнел и закончил с тоскливой язвительностью: - Правда, можно огонь открыть - по бабам.
Особоуполномоченный переглянулся со своими людьми: с тем, что при шпаге, и с двумя другими. Пристальные, без ресниц, глазки вперились в инженера:
– А убедиться, как хранят золотой запас, губернская власть тоже не вправе, гражданин р-рабочий р-радетель? - проговорил он с внезапной резкостью, ядовито-яростно.