Перед Иваном стояла женщина в цветастом платье и серых босоножках. Редкая седина в черных волосах короткой стрижки говорила, что гостье, наверное, лет сорок. В руках она держала обычный полиэтиленовый пакет с потертым портретом какой-то красавицы. Глядя на Черепанова красными то ли от недосыпания, то ли от слез глазами, она подняла руку и провела ею по своему лицу. Так делают обычно сельские жители, вытирая с лица пот и оглядываясь на результаты своего труда. В этом жесте было столько усталости, что Иван, подняв перевернутый стул, предложил женщине присесть.
– Вы пришли правильно. Здесь когда-то была телекомпания. Но сейчас мы не работаем. Вы же видите, – произнес Черепанов и сделал красноречивый жест, обводя рукой опустевшую студию.
Женщина, проследив взглядом за рукой Черепанова, тяжело вздохнула, поднялась со стула и, взяв свою сумку, направилась к выходу. В ее взгляде, жестах и походке было столько безысходности, что Иван, поддавшись какому-то внутреннему порыву, уже вдогонку гостье спросил:
– А что вы, собственно, хотели? Я директор этой телекомпании Черепанов Иван Сергеевич.
Женщина остановилась и, повернувшись к Ивану, представилась:
– Мар’яна Петрівна… Мар’яна. Я сина шукаю. Прийшла до вас, сподівалась об’яву дати по телебаченню, що я приїхала, що я тут.
За последние месяцы Иван видел столько материнских слез, что, наверное, хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Земля майдана была полита кровью мальчишек, а потом окроплена слезами их матерей. Во время беседы в опустевшей студии с гостьей его не покидало ощущение, что он перенесся на несколько месяцев назад, в те февральские дни, когда хоронили ребят, погибших на Институтской. Тогда еще никто не говорил о «небесной сотне», никто не планировал строить им какие-то мемориалы – майдан прощался с мальчишками. И у всех у них были матери. Постаревшие в один миг сорока-сорока пяти лет женщины.
У Ивана появилось ощущение, что одна из этих женщин сейчас стоит перед ним.
– Знаете что… Марьяна, – Черепанов сделал паузу. В этот миг он понял, что его отъезд из Луганска откладывается на неопределенное время. Подойдя к женщине, он взял ее под руку и вернул назад в студию.
– Вы, пожалуйста, присядьте и спокойно расскажите мне все по порядку. Чаю хотите?